Как спецоперация стала «спецоперацией», так и история скоро может стать «историей». В московских школах прошел педсовет с участием главреда RT Маргариты Симоньян и представительницы МИДа Марии Захаровой — главных ястребов «спецоперации» от медиа; на нем они рассказывали, что у учителей, конечно, может быть свое мнение, но они не должны забывать, что работают на государство. К школьнику, который на уроке задавал вопросы о смысле «спецоперации», пришла домой полиция и отключила электричество.
Учителям нужно не только отвечать на сложные вопросы учеников, но и маневрировать между своим мнением — не мнением даже, а банально правдой — и перспективой увольнения. История может стать настоящим полем боя — манипулировать фактами в школах, чтобы выстраивать линию, которая лучше аргументирует происходящее, совсем несложно. The Village анонимно поговорил с московскими учителями истории о том, что напишут в учебниках будущего о «спецоперации», о методичках сверху и дискуссиях на уроках.
Учитель истории в 5-11 классах
Наша работа почти не изменилась, разве что появилась нервозность. Правда, скорее с подачи СМИ и общего настроения, а не из-за действий департамента образования или министерства просвещения. Нас ничего не просили добавлять в программы уроков, но попросили провести классные часы по темам «Славянское братство», «Коммуникативная ситуация» и «Как отличить фейк».
Каждую неделю присылают что-то новое. Еще есть прекрасный проект «Осмысленное чтение» — нас он пока не коснулся, там учителя русского языка и литературы разбираются. Конечно, запомнился педагогический совет с Симоньян и Захаровой в пятницу вечером. Из преподавателей его никто не оценил — активности много, но она абсолютно бестолковая.
«Осмысленное чтение» — недавно появившийся проект по «формированию критического мышления и читательской грамотности» у школьников. В проекте участвует порядка сотни московских школ. В них около трех раз в неделю проводятся уроки, на которых ученики читают публицистические тексты, учатся отличать авторскую позицию от фактов и «выявлять фейки». Например, ученики старших классов в рамках проекта сравнивали текст Rusbase о переходе России на собственное программное обеспечение с текстом «Вечерней Москвы» «Никакой катастрофы: IT-специалисты рассказали, чем заменить Microsoft».
Мы обсуждали ситуацию с ребятами. Школьников младшей и средней школы она не сильно беспокоит, а вот для ребят с девятого класса тема очень актуальная. Они постоянно задают вопросы, ведь живут в другом мире: информацию черпают из интернета, видят закрытые магазины и неработающие сервисы.
Конечно, запомнился педагогический совет с Симоньян и Захаровой в пятницу вечером. Из преподавателей его никто не оценил — активности много, но она абсолютно бестолковая
Мы стараемся обсуждать вопрос «спецоперации» очень камерно. Сейчас не стоит выходить на общую дискуссию — у всех разные семьи и разные взгляды. Можно вызвать бурю, а в такое время совсем не хочется терять работу. Но надо обязательно разговаривать о том, что происходит. Последние годы мы работали в парадигме, что школа должна быть актуальной и интересной ребятам — сейчас это рушится. Если будем уходить от обсуждения этой темы — дадим ребятам урок лицемерия.
Конечно, глава про «спецоперацию» обязательно появится в учебниках, и, скорее всего, ее автором будет Владимир Мединский. Прошлую версию его учебников по истории России уже внедрили, теперь придет дополненное издание.
Учебники под редакцией экс-министра культуры и главы российской группы по мирным переговорам с Украиной Владимира Мединского (сделавшего себе имя на государственническом поп-нон-фикшене «Мифы о России», где развенчиваются вещи вроде «любви русских к пьянству» и тому подобное) используются в российских школах с начала этого учебного года. Всего было выпущено 11 учебников — для учеников с пятого по 11-й класс. Их целью заявлено «воспитание в российских школьниках чувства гордости за свою Родину, патриотизма, гражданской ответственности, сопричастности к истории многонационального российского народа». Впрочем, мнения о качестве учебника разнятся — специалисты считают, что вообще-то учебник сделан довольно профессионально, а сам Мединский не особо участвовал в его создании.
Учитель истории в старших классах
Последние три недели я не приходил в школу. Еще до 24 февраля оказался в больнице и пока на работу не вышел — спрятался в домике. Но, разумеется, весь этот ужас мимо меня не прошел. Еще вечером 22 февраля я написал в социальных сетях: «Путин не видит границ». В комментариях мне стали напоминать про восьмилетний «геноцид», про то, что я историк и должен все понимать. Интересно, что немало комментариев к этой фразе оставили мои нынешние ученики, чему я откровенно удивился. Спорил с ними там же или в личке.
Сомневаюсь, что я смог кого-то переубедить, но радует, что большинство моих учеников думает по-другому. Я получил несколько лестных писем от своих бывших учеников, которые благодарили меня за то, что я разрешал спорить на уроке, давал возможность высказываться. Они говорят, что это помогло им сориентироваться в том, что происходит вокруг.
Длинную дискуссию на одном из уроков я завершил предложением встретиться через несколько лет. Те, с кем удалось встретиться, сказали, что за это время пересмотрели свое отношение к событиям вокруг Крыма
Я увижу своих учеников не раньше 28 марта, то есть через месяц после начала «спецоперации». Конечно, будут вопросы, на которые придется отвечать. Я ожидаю, что в некоторых классах будут очень жаркие дискуссии. Весной 2014 года я уже видел нечто подобное — у меня тоже были 11-е классы. С моей позицией соглашались немногие, почти по официальной статистике — 14 %, то есть два человека из класса. Длинную дискуссию на одном из уроков я завершил предложением встретиться через несколько лет. Те, с кем удалось встретиться, сказали, что за это время пересмотрели свое отношение к событиям вокруг Крыма.
Я не получал каких-либо рекомендаций от руководства школы о том, как рассказывать о событиях на Украине. И, учитывая, где я преподаю, сомневаюсь, что вообще их получу. Разумеется, мы будем говорить об этом на уроках и вне, но важно делать это без ущерба основной программе.
В новых учебниках о «спецоперации» на Украине будет говориться в полном соответствии с действующими установками. Но пользоваться такими учебниками я не намерен — подожду те, в которых виновники этих событий будут названы преступниками, будет рассказано про суд над ними и появится глава о том, как восстанавливаются российско-украинские добрососедские отношения. Это, конечно, мечты, но я надеюсь, что так и будет.
Учитель истории в частной школе
Дети сначала резко отреагировали — у некоторых сильно изменились стратегии поступления, заговорили про поступление за рубеж. Некоторые коллеги уехали, кто-то думает. Много ресурсов уходит на поддержку других, но после каникул стало полегче. В целом сейчас все немного закупорились — «спецоперация» не обсуждается, но висит над нами дамокловым мечом.
В частной школе, где я работаю, полная свобода с точки зрения программы — формально мы ей следуем, но не опираемся. Все будет меняться, но ничего нового не появится — программа и так в последние годы меняется в сторону унификации и ускучнения. Никакой идеологической повестки у этого, строго говоря, нет — из учебников просто убирается вся жизнь. Это очень формалистские тексты, набитые содержанием, без оценок и интерпретаций. Сверху будут спускаться указания для классных часов — по тем же линиям: Великая Отечественная война и исторические моменты, о которых Путин говорит в своих речах. Думаю, содержательно ничего особо не изменится. Будет ужесточение и без того довольно жесткой программы.
Есть формальные механизмы влияния, конечно. Каждый учитель по итогу горазд делать, что хочет. Есть еще механизм давления в виде родителей и директора, которые могут устраивать бессмысленные акции — такого будет больше. Вообще, учителя истории достаточно апатичные ребята — они просто делают свою работу, скинут им какую-то презентацию, прочтут они ее, но душу в это вкладывать не будут. Из плохого: теперь они будут гораздо аккуратнее себя вести — раньше можно было сказать, что думаешь про Сталина, НАТО или Горбачева, а теперь они десять раз подумают. По-моему, это все просто приведет к тому, что курс истории станет еще более скучным, безальтернативным и безжизненным. Теперь с методичками почти не будет расхождений.
Нам тоже разослали методички, которые уже все видели. Мы их посмотрели и просто поржали. Думали провести урок нарочито официозно, но наши дети не дураки, у них прекрасное политическое мышление, и они бы тоже просто посмеялись.
Мы посвятили обсуждению «спецоперации» несколько уроков — в формате диалога, а не лекций. В первый день «спецоперации» я предложил всем сказать, что они чувствуют, и потом мы все вместе пытались успокоиться. Потом про саму «спецоперацию» мы не говорили — я просто честно выразил свое мнение ребятам. В том числе сказал, что это не совсем «спецоперация», но они и так все прекрасно знают. Мы разобрали нарратив Путина и историческую подоплеку происходящего, немного покритиковали с исторической точки зрения. Больше непосредственно о «спецоперации» мы не говорили.
Я преподаю в 10–11-х классах, то есть мы изучаем те события, о которых Путин говорил в своем выступлении. Раньше я был противником аналогий, но сейчас активно ими пользуюсь — мы сейчас обсуждали Афганскую войну, и я показал им видео Гордеевой с теми, кто там воевал. Мы поговорили о том, как сами военные воспринимают войну, и провели параллели. Скоро будем говорить про 90-е и реабилитировать их, потому что сейчас для всех это страшилка, хотя все не так просто.
Мы поговорим про роль Америки и НАТО, потому что, несмотря на ужас происходящего, нельзя не обсудить вопрос геополитического соперничества. Хочется на примере Югославии рассмотреть, как отличаются моральные оценки этих событий.
В десятом классе я бы сделал больший упор на фашизм и нацизм, чтобы ребята хорошо разобрались в том, что это такое и можно ли сейчас так что-то называть. Поговорим про то, почему международные институты не могут предотвратить войны. В общем, я стараюсь с ними осторожно прийти к историческим закономерностям, которые могут быть актуальны всегда. Мы задаем абстрактные вопросы: «Как начинаются войны?», «Как власть влияет на повседневную жизнь?». И я надеюсь, что ответы позволят ребятам лучше ориентироваться в настоящем.
Про одну петицию шутили, что по ней можно выбирать школу — среди подписантов собрались самые приличные люди
Мы много работаем с критическим мышлением. Я пытаюсь дать научную прививку и объяснить, что то, что они читают в пабликах или кто-то смотрит по телевизору, — это не история, а другой жанр. Хочется мотивировать детей сделать науку видимой.
Я подписывал петиции от учителей и работников образования — их много, но сейчас все позакрывали после новых законов. Про одну петицию шутили, что по ней можно выбирать школу — среди подписантов собрались самые приличные люди.
На фоне этих событий я решил пересмотреть свой подход к преподаванию истории. Раньше я был очень наукоцентричным учителем — у меня есть какая-то позиция, но я никогда не ставил целью воспитание. Отчасти я это делал намеренно, отчасти из-за трусости, потому что это большая ответственность. Сейчас, мне кажется, задача учителей истории — создать альтернативный нарратив, потому что у власти сложилась очень прямолинейная картинка. Чтобы иметь свою позицию, нужно иметь такой же складный рассказ. Хочу, чтобы у учеников сложилось цельное представление об истории XX века, чтобы они могли делать выводы и аргументировать свою позицию. Я всегда, как академический историк, избегал связи между настоящим и будущим, но теперь перестану это делать.
Еще буду работать с самоидентификацией и идентичностью. Как сказала одна эмигрантка: «У нас забрали не только будущее, но и прошлое». Стало сложнее найти примеры для подражания — то, благодаря чему ты готов назвать себя россиянином. Я хочу реанимировать прошлое и сделать так, чтобы ребята могли черпать из него силы.
Учитель истории в старших классах
Давления со стороны администрации в нашей школе нет, даже наоборот. А вот сотрудники бывают разные — например, одного своего коллегу недавно попросил снять букву Z со стекла автомобиля. Он, кстати, легко согласился.
Не думаю, что программа преподавания изменится, скорее, будет в разы больше самоцензуры. Будут увольнения и попытки увольнений. Они уже начались — я хотел устроить к себе уволенную учительницу литературы из одной школы, но она то ли пока не готова, то ли администрация школы передумала ее увольнять. Думаю, что увольнения в основном коснутся тех, кто сам не хочет молчать, потому что система не менялась с советских времен — власти хватает внешней лояльности.
И вообще мне кажется, что когда-нибудь в прекрасной России будущего концепция преподавания истории в школах должна сильно трансформироваться — уйти от истории государства к истории человека
[Слово пропущено] с детьми я обсуждаю (как учил Гарри Поттер, Волан-де-Морта нужно называть по имени). Но я не хочу навязывать им свое мнение. Я хочу, чтобы они понимали, как это устроено. Мы разбирали разные социальные эксперименты: Милгрэма и Стэнфордский тюремный эксперимент, читали «Дракона» Шварца, обсуждали Сталина и ГУЛАГ, чтобы понять больше про природу подчинения. Вместе с коллегой подготовили доклад про текущие события — он со стороны государства, как оно подает происходящее, а я через позицию ученых, через тенденции к строительству империи. Обсуждаем [слово пропущено] через другие [слово пропущено] — через Первую мировую и Великую Отечественную. И через воспоминания тех, кто прошел войны — это очень сильное антивоенное средство.
При этом я хочу обсуждать «спецоперацию» как можно меньше — не хочу, чтобы у детей появлялись неврозы, а они появляются. Сейчас школа должна быть центром нормальности, спокойствия и защиты, а не местом, где тебя раздирают разные пропаганды и накрученные взрослые. Я не знаю, когда в учебниках появится «спецоперация», но знаю, что рано или поздно она будет описана честно.
И вообще мне кажется, что когда-нибудь в прекрасной России будущего концепция преподавания истории в школах должна сильно трансформироваться — уйти от истории государства к истории человека. Может быть, вообще все это последовательное изучение от Рюрика должно исчезнуть. А еще должен исчезнуть этот бухгалтерский подход к историческим событиям: «убил миллион человек, зато отправили человека в космос».
