Провальное интервью Познера с Юмашевым о том, как у нас появился Путин, навело на мысль сделать статью о том, как Путин на самом деле стал тем самым Путиным, который заморозил Россию, остановил развитие экономики и просидел на «троне» уже значительно больше Брежнева.
Состоявшееся интервью с Валентином Юмашевым на тему «Почему Ельцин выбрал Путина» вряд ли можно считать успехом журналиста Владимира Владимировича Познера, но оно безусловно успешно для президента Владимира Владимировича Путина. Юмашев долго его хвалил, давая нам понять, что избранник оказался хорош по всем возможным критериям, и иной выбор в то время трудно было даже себе представить. В общем, беседа прошла в духе популярного последнее время слогана «Если не Путин, то кто?». Не знаю, как аудитория, собравшаяся послушать эту беседу в Ельцин Центре, но я не узнал для себя ничего нового. А кое-какие вопросы задать бы, конечно, хотелось.
Если не Путин, то кто?
Например, желательно было услышать подробнее о механизме принятия того рокового решения. О людях, которые участвовали в его подготовке. О совещаниях, где обсуждался преемник, и о выносившихся на них конкретных вопросах. Принятие любого решения в современном менеджменте представляет собой сложный процесс, в котором задействованы многие руководители и эксперты. Но выбор преемника, как следует из интервью, был примерно таким: эффективного менеджера Путина назначили первым заместителем главы кремлевской администрации, и за те два (!) месяца, которые он на нем находился, Борис Николаевич так хорошо узнал Владимира Владимировича, что больше и обсуждать было нечего.
Хотелось бы узнать, конечно, о том десятке «конкурентов» преемника, который так или иначе должен был рассматриваться. Наверняка ведь всех возможных кандидатов сопоставляли по самым разным параметрам. Почему же в итоге отстранили других и выбрали именно Путина? Чем конкретно кандидаты в президенты в девяностых Степашин или Аксененко (если тот, конечно, был в списке) оказались хуже победителя? Честно говоря, за двадцать лет правления Путина у меня не возникло ощущения, что это – яркая личность, сравнения с которой вообще никто не выдерживает.
Ну, и, естественно, небезынтересно было бы узнать о странной синхронизации назначения Путина и начала Второй чеченской войны. О событиях, происходивших на Северном Кавказе в августе 1999 г., Юмашев мог, наверное, и не быть подробно информирован, но во всяком случае удивительно, что Познер эту тему вообще не поднимал… Хотя почему удивительно? Это, скорее всего, многим понятно.
Беда этой беседы не в том, что в ней было много лишнего. Нет ничего страшного в похвалах Путину и в бесконечных повторениях того, о чем уже неоднократно писалось. Искусство интервьюера состоит в том, чтобы за всем этим «словесным мусором» проскочила хоть какая-то новая информация, позволяющая скорректировать наши взгляды на новейшую историю России. Увы, нового не было ничего. Интервью делалось, по всей видимости, просто ради того, чтобы сделать интервью. Будем надеяться, что похвалы Путину, произнесенные в Ельцин Центре, хотя бы помогут сохранить эту в целом очень полезную организацию, на которую сейчас часто и совершенно незаслуженно наезжают.
Рождение автократии
Впрочем, не следует думать, будто причины печальной судьбы нашей отчизны за последние два десятилетия можно узнать, всего лишь хорошенько порасспросив лиц, ответственных за выбор Путина преемником в 1999 г. Популярное нынче представление, будто бы он пришел во власть с готовой программой разрушения демократии, и что сотрудник КГБ иначе как автократом вообще быть не может, сильно упрощает нашу реальность. Жизнь намного сложнее любой схемы. В реальной действительности Путин стал таким Путиным, какого мы сегодня знаем, потому что реагировал на обстоятельства, с которыми сталкивался, и выбирал путь, наиболее удобный для сохранения власти в своих руках.
Преемник-99 никогда не был, конечно, убежденным демократом. Он являлся прагматиком, готовым править различными способами, лишь бы это ему оказалось удобно. Но обстоятельства сложились так, что удобнее всего было выстроить персоналистский авторитарный режим, махнуть рукой на развитие экономики и превратить Россию в «осажденную крепость», которой «гадят» наши многочисленные внешние и внутренние враги.
Первым обстоятельством, которое обусловило движение в сторону автократии, было успешное экономическое развитие России в начале нулевых благодаря эффекту девальвации и повышающимся ценам на нефть. Путин ведь поначалу готов был проводить разумные реформы (и кое-что действительно сделал), поскольку без роста благосостояния народа не мог рассчитывать ни на второй президентский срок, ни на благодарность потомков. Но поскольку вскоре выяснилось, что экономика обеспечивает ему как второй срок, так и благодарность, без всяких дополнительных усилий, Путин пришел, по всей видимости, к выводу о нежелательности любых радикальных действий. Опыт Михаила Горбачева и Бориса Ельцина показал, что серьезные преобразования порождают группы проигравших и, следовательно, недовольных людей, а Путину проще было такие группы не плодить всякими реформами, благо и так обстоятельства складывались для него очень хорошо.
На фоне успехов, связанных с экономикой, президенту оказалось удобно ликвидировать тот раскол в элите, который он унаследовал от Ельцина. Путин объединил две «партии власти» — «Единство» и «Отечество – Вся Россия», конфликтовавшие друг с другом в 1999 г. Возможно в тот момент глава государства даже не думал, что использует монополию «Единой России» для того, чтобы душить все живое через серию принятых парламентом законов. Консолидация элиты важна была бы и в том случае, если бы Путин пошел по пути реформирования, поскольку кто-то ведь должен был противостоять левым силам, выступавшим против рынка. Но обстоятельства сложились в итоге так, что левые силы стали послушным элементом режима, тогда как консолидация элит начала работать против тех, кто хотел реальной демократизации, реальной конкуренции разных групп в борьбе за власть.
Кто кормит путинский рейтинг?
При этом ни рост популярности Путина, связанный с ростом благосостояния в нулевые годы, ни консолидация элиты не обуславливали антизападного крена во внешней политике. Наоборот, необходимость сотрудничества с западными демократиями могла притормаживать нарастающую склонность президента к построению авторитарной системы, как приостанавливает сегодня пребывание Венгрии в Евросоюзе личное стремление Виктора Орбана монополизировать власть.
Путин хотел входить в узкий круг лиц, принимающих судьбоносные для мира решения. Однако другие лица из этого круга не очень хотели удовлетворять амбиции Путина. Его с самого начала жестко критиковали за войну на Северном Кавказе, и не удивительно, что во время войны в Ираке он попытался ответить своим «партнерам» (как любит выражаться президент России) тем же. В иной ситуации мог бы получиться интересный торг, но на Путина просто не обратили внимания, и дело завершилось антиамериканской мюнхенской речью. Не случайно она была произнесена лишь в 2007 г. Ее породили накопившиеся к этому времени сложные обстоятельства, а вовсе не антиамериканизм сотрудника КГБ.
При этом даже имитация антиамериканизма не обуславливала тогда разыгрывание крымской карты и постепенное повышение градуса ненависти ко всем внутренним и внешним врагам. С 2007 по 2014 г. Путин был, скорее, противником Запада не на деле, а на словах. Однако в 2009 г. Россия столкнулась с серьезной экономической депрессией, из которой мы фактически по сей день выбраться не можем. Со временем депрессия обернулась снижением реальных доходов населения и под угрозой оказался главный фактор успешности Путина – благосостояние населения.
Наверное, какое-то время в Кремле надеялись на то, что положение дел в экономике удастся все же выправить. Но к 2013 г. махнули на это рукой. Слишком уж многочисленных перемен в политической системе требовала хозяйственная нормализация. И когда экономика перестала «кормить» путинский рейтинг, для него потребовалась другая кормушка. Ее удалось сконструировать в виде национализма, обращенного против «злокозненных соседей». Присоединение Крыма к России породило антироссийские санкции, а они стали для Путина лучшим доказательством того, что весь мир нас ненавидит. Точнее, не для самого Путина, а для тех широких масс, которые лишь в нем видели спасение от козней внешних и внутренних врагов.
Второй раз на те же грабли?
Могли ли Ельцин, Юмашев, Волошин и прочие лица, так или иначе причастные к восхождению Путина, предугадать все эти печальные для России обстоятельства? Конечно, нет. Ход истории не предопределен. Конечно, Россия при Путине с высокой степенью вероятности должна была стать авторитарной, но дело могло сложиться и так, что этот авторитаризм не оказался бы столь разрушительным. И сегодня Юмашев мог бы давать интервью, как мудрый государственный деятель, стоявший у истоков успешного (хоть и авторитарного) развития страны при правлении Путина-реформатора. Поэтому наша проблема состоит вовсе не в том, что Ельцин подобрал двадцать лет назад не того преемника, а в том, что сами установленные тогда правила игры (по-научному – институты) не содержали механизма, с помощью которого можно исправлять ошибки выбора преемника. И вообще выбора в широком смысле. Того выбора, который осуществляет народ с подачи элиты.
Такой механизм называется демократией. Значение демократии не в том (как думают порой), что она всегда обеспечивает принятие правильных решений. Вся история демократии состоит из благих намерений избирателей, которые на деле оборачивались ошибками. Значение демократии состоит в том, что она дает нам возможность пересмотреть со временем ошибочные решения, и попытаться выбрать другого правителя, других депутатов, другой экономический курс. Не со второго раза, так с третьего. Не с третьего, так с четвертого. А без демократии у нас в арсенале остаются не вторая, третья и четвертая попытка выбора, а второй, третий и четвертый президентский срок того же самого ошибочного избранника.
Сегодня мы это более-менее понимаем. Во всяком случае, мы это точно понимаем лучше, чем двадцать лет назад. Путинская эпоха не продвинула нас вперед в деле модернизации России, но эпоха эта была той самой ошибкой, на которой умные люди учатся. И в ситуации, когда откроется очередное окно политических возможностей, нам важно не наступить второй раз на те же самые грабли. Важно определиться не столько с персоналиями, которые станут вытягивать Россию из болота, куда она сползает, а с институтами, которые позволят при необходимости вытянуть из Кремля засидевшиеся там персоналии.
Дмитрий Травин
