Последний день жизни Анастасии Мещеряковой
Убийство четырехлетней Анастасии Мещеряковой было очень… методичным. Няня девочки Гюльчехра Бобокулова с пораженной центральной нервной системой утром 29 февраля 2016 года дождалась ухода родителей на работу, уложила Мещерякову спать, а потом задушила подушкой и отрезала голову девочки кухонным ножом. Оно и понятно: какое животное станет резать голову четырехлетней девочке наживую?
После этого женщина, чьё имя станет нарицательным символом бескомпромиссной жестокости этнического насилия в России, положила голову Анастасии Мещеряковой в прозрачной пластиковый пакет, вышла к метро Октябрьское поле, вынула пакет с головой Анастасии Мещеряковой, подняла его высоко над головой и стала восклицать, что она террористка, активистка ИГИЛа, ненавидит свободу, демократию, детей и etc.
Общественное возмущение, суд, приговор: принудительное лечение, освобождение быстрее, чем по делам за митинги.
Тогда в 2016 году всё это дело покрылось массовым доброжелательным кретинизмом: федеральные каналы не пускали информацию о резонансном убийстве в эфир, этнический журналист Познер утверждал, что этого делать нельзя — вырастет ксенофобия, а это куда страшнее какой-то отрезанной головы какой-то там русской девочки («русским никаким доверия нет, им как расскажешь правду об этнической преступности, так они сразу запускают спутник и начинают погром»).
И вот женщина, которая кухонным ножом отрезала голову четырехлетней девочки признана вылечившейся, выпущена из психиатрической больницы и наслаждается свободой передвижения. Ещё один спасённый социально-ответственный член общества российской системой принудительного психиатрического лечения. О, дааа. Социально-ответственного члена общества зовут Гюльчехра Бобокулова. В переводе это имя означает «отрезанные головы русских детей ещё не повод для принятия мер».
Мы не будем спекулировать на тему, была ли Гюльчехра Бобокулова вменяемой или нет:
- Во-первых, я не психиатр.
- Во-вторых, психиатрия сама по себе ремесло очень неточное — как социология. Грани психических заболеваний размыты и в большей степени определяются социальным поведением человека, а не показаниями врача.
Социальное поведение Бобокулова продемонстрировала как… опасное для общества. И за всеми спекуляциями о том, что дело Бобокуловой вызовет всплеск ксенофобии, этнические журналисты пропустили вопиющую проблему принудительного психиатрического лечения в Российской Федерации.
Татьяну Штапуренко, сестру-хозяйку в стационере Сычёвка, убил пациент прямо в стационаре, замуровал в бетон в хозблоке, после чего продолжил курс лечения.
Александр Бычков, рецидивно принудительно лечившейся, был выписан из спецбольницы с формулировкой «в связи с утратой социальной опасности» — днём этого же дня он уже резал прохожих на станции Ступино. Двух встречных тяжело ранил, одного убил.
Говоря о рецидивах вообще, сошлёмся на главу отдела государственного научного центра им. В. П. Сербского Бориса Казаковцева: среди принудительно лечимых пациентов 32% возвращаются обратно на принудительное лечение, снова совершив преступление. То есть мы говорим об асболютно неработающем институте возвращения социально ответственных граждан в общество. Принудительные лечебницы возвращают нам вовсе не их, а насильников, убийц и маньяков.
После всех этих размышлений, я присоединяюсь к требованиям петиции Идентаристов России. (Подпишите обязательно!)
Мы требуем, чтобы Гюльчехра Бобокулова прошла повторную психиатрическую экспертизу.
Если Гюльчехра по итогам экспертизы окажется:
- Вменяемой. Она должна видеть окружающий мир только решётки тюремного окна, за которым она должна провести всю свою оставшуюся жизнь.
- Невменяемой. Она должна видеть только осыпающийся совковый потолок психушки, чувствовать — браслет наручника, катетер в уретре, вливающиесся, подавляющие волю и мысли препараты, слышать — тяжелые шаги санитара на обходе.
И так до конца её жалкой жизни детоубийцы. Жизни, которую она не дала прочувствовать Анастасии Мещеряковой. Так должно быть. Потому что это справедливо. Потому что это вопрос национальной безопасности, вопрос предупреждения этнической преступности, вопрос: важнее ли нам отрезанная голова русского ребёнка комфорта исламистской убийцы-террористки?
Потому что неправильный ответ на этот вопрос лишает нас не только национальности, но и принадлежности к человеческому роду.
