Я считаю, что никакой «Второй» или «Первой» мировой войны нет. Это условные термины. Нужно говорить о Пятидесятилетней войне, начавшейся в ночь с 22 на 23 июля 1894 года прояпонским переворотом в Корее и закончившейся 2 сентября 1945 года победой русско-американской коалиции над японо-немецкой. Только «длинный», системный метод позволит нам увидеть лес, а не деревья.
Основной сюжет Пятидесятилетней войны — крушение Западной Европы как мнимого центра мира. К концу XIX столетия многим казалось, что в мире наведен окончательный порядок, что английская и французская колониальные «империи» непоколебимы.
За «белым человеком» (т. е. европейцем) стояли технологии, наука, финансовая мощь. На деле это была иллюзия. Англия и Франция уже не имели пассионарного генофонда. Попросту говоря, не стало людей, способных воевать за абстрактные идеалы. А зачем? Родина че-то там какая-то, Бог и христианство. Всё это не нужно. А что нужно? Правильно. Стричь купоны и красиво жить.
Вот, например, Франция. К 1870-м гг французская пассионарность совершенно уже «выгорела», потому что французы сами ее «выжгли» якобинскими репрессиями и бонапартистскими авантюрами. Ну, отрубили голову Людовику XVI и Марии-Антуанетте в 1793 году, казалось бы, революция победила, ура. Так ведь нет, они не успокоились и начали рубить головы друг другу.
- Сначала якобинцы отрубили головы жирондистам (т. е. по-нашему меньшевикам), и бедная мадам Ролан воскликнула на гильотине: «Какие преступления совершаются во имя твое, свобода!».
- Потом гильотинировали уже якобинцев (т. е. большевиков): Робеспьера и Сен-Жюста. Но и на этом французы не успокоились: Наполеон Бонапарт увлек всех идеей войны с Австрией и Россией.
- Кончилась эта авантюра поражением Наполеона в «битве народов» под Лейпцигом в октябре 1813 года (всё остальное — штурм Парижа, Эльба, Ватерлоо, — это уже постскриптум, «сила вещей», по выражению Пушкина).
Короче, в результате «Великой» французской революции и Наполеоновских войн Франция стала зажиточной буржуазной страной, абсолютно неспособной к какому-либо сопротивлению внешнему врагу, что и стало очевидным в сентябре 1870 года под Седаном.
Еще более фальшивым было положение хваленой Британской империи. Это хорошо заметно хотя бы по рассказам главного певца британского империализма Киплинга, герои которого всё больше мошенники, наркоманы и «солдаты удачи»; показное викторианское геройство Киплинг презирает.
Националистические идеи в колониях были очень сильны (вспомним восстание сипаев в 1857 году). Даже в метрополии, в Ирландии, например, цвели и пахли очень мутные сепаратистские настроения, люди вроде поэта Йейтса пространно рассуждали о «кельтских сумерках» и мечтали о «стране, желанной сердцу».
И ровно наоборот, страны «отставшие», бесколониальные, стали стремительно догонять Англию и Францию не только по экономическим параметрам, но и по военно-политическим амбициям. Таких стран стоит выделить три: Германию, Италию и Соединенные Штаты Америки.
Несложно заметить, что до 1870-х никакой Германии и Италии не существовало вообще. В отличие от Англии и Франции, объединенных единой монаршей волей еще в XV столетии, эти страны оставались «феодально» раздробленными. И только в 1870—71 гг они почему-то объединились, точнее, перешли под протекторат монархов Пруссии и Пьемонта. Почему же они объединились?
Потому что это стало выгодно, вот почему. Новая, капиталистическая логика стала диктовать свои условия, в частности, необходимость создать единый рынок труда. А такое объединение всегда ускоряет рост страны за счет «эффекта понаехавшей лимиты», т. е. подпитки провинциальной пассионарностью. Люди, которые раньше тихо сидели в своей деревне, теперь получили возможность поехать в Рим или Берлин, чтобы там сделать карьеру, заняться бизнесом, вступить в армию. Теперь этих провинциальных парней, после некоторого обучения, можно мобилизовать и отправить на войну. Т. е. Италия и Германия вдруг оказались потенциально сильнее Англии и Франции, пассионарно оскудевших по причине бесконечных колониальных войн и глупых революций.
Немного другой сценарий был в США. До 1860-х гг это была британская постколония, в достаточной степени вялая и изоляционистская; здесь были какие-то джентльмены, дамы и рабы, была откровенно подражательная литература, а вся идеология сводилась к идеалу «смиренного христианина» (дядюшка Том в романе Гарриет Бичер-Стоу). В общем, это была провинция, образ которой хорошо известен по книжкам другого популярного американского автора — Марка Твена. Всерьез никто Америку как геополитического игрока не воспринимал.
Всё изменила гражданская война 1861—65 гг. Изначально это было продолжение старого, еще XVIII века, спора федералистов и джефферсонистов. Собственно, уроженец Юга Томас Джефферсон и заложил правовые основы (я не буду сейчас углубляться в юридические детали) для раскола, случившегося в 1861 году, когда 11 штатов отказались подчиняться новоизбранному президенту США Аврааму Линкольну.
Линкольн поначалу вел себя сдержанно, но когда южане стали захватывать федеральное имущество, психанул, объявил всех мятежниками и начал войну, на которую с юридической точки зрения у него было ровно столько же оснований, сколько у Ельцина для «наведения конституционного порядка» в Чечне в 1994 году.
Ну, то есть либеральный адвокат Авраам Линкольн в интересах северян развязал бойню, в которой погибло или пропало без вести около 1 млн человек. Война эта, разумеется, закончилась победой «федералов». А что это значит? Это значит, что победила социально-экономическая модель, в основе которой — массовое приглашение и использование мигрантов. Этим мигрантам давали американское гражданство, а американский гражданин по федеральному закону от 20 мая 1862 года получал право собственности на «гомстед» — т. е. на участок земли размером до 65 гектаров. Этот замечательный закон очень быстро стал главной приманкой для привлечения в страну пассионарных мигрантов. Американская экономика стала расти очень быстрыми темпами, и уже в начале 1890-х гг США стали мировым лидером по ВВП, сместив с первой строчки загнивающий маньчжурский Китай (Китай вернет первое место в середине 2010-х гг, когда загнивать будет уже Америка, в 1976 году прекратившая действие «закона о гомстедах»).
Это на Западе. А на Востоке в то же самое время происходили события еще более интересные, связанные с тем, что и Япония, и Китай, и Корея начали изменять традиционной изоляционистской политике и стали активно использовать и развивать западные технологии.
Очень дурная ситуация в этом смысле сложилась в Китае. Китай в середине XIX века был еще самой крупной экономикой мира, население страны составляло около полумиллиарда человек (т. е. где-то 40% от всего тогдашнего населения планеты Земля). Но в Китае не было национального единства.
На императорском троне была маньчжурская династия Цин, т. е. чужаки, не коренные китайцы (хань), а выходцы с лесистого северо-востока. На юге страны жили южнокитайские этносы: кантонцы, хакка, мяо. На северо-западе, в Ганьсу, Шэньси и Синьцзяне жили уйгуры, дунгане (они же «хуэйцзу», т. е. китайцы-мусульмане). Из-за этой этнической мешанины страну постоянно трясло: в 1850 году на юге восстали хакка и мяо («восстание тайпинов»), в 1862-м подняли мятеж дунгане. Восстания эти были подавлены цинцами с жестокостью, присущей всякому загнивающему режиму: по разным оценкам, тайпинское восстание обошлось Китаю в 10—30 млн жертв, дунганское — в 9—15 млн.
Эти мятежи сопровождались интервенцией: англичане в 1842 году оттяпали у Китая Гонконг, а русские в 1858—60 гг — «оформили на себя» (скажем так) современные Хабаровский и Приморский край (тогда это были ну совсем дикие места, поэтому утверждать, что граф Муравьев-Амурский чего-то там отобрал, может только законченный идиот или китайский ультранационалист вроде наших любителей порассуждать на тему возвращения Аляски). Плюс наркомания, потому что англичане стали массово травить китайцев опиумом. Полный кошмар, короче, гражданская война, по сути. Результатом этой лихорадки стало рождение китайской националистической школы, которая во главу угла поставила две вещи — модернизацию и свержение маньчжурской династии; лидером этой школы впоследствии стал Сунь Ятсен. Т. е. китайский организм начал вырабатывать лейкоциты для борьбы с этой лихорадкой, некий иммунитет стал появляться, хотя до победы над болезнью было, конечно же, еще очень далеко.
Относительно простой сценарий модернизации случился в Японии. Япония была закрыта для иностранцев с XVII века, если быть точным, то с 1638 года, после того как на юге страны было жестоко подавлено восстание под христианскими знаменами (были обезглавлены более 37 000 человек). Сегуны из рода Токугава справедливо рассудили, что христианство вызывает в головах людей революционные мысли, а стало быть, нужно просто запретить японцам общаться с гайдзинами, всего-то делов. И ведь помогло!
На протяжении 230 лет после падения замка Хара в Японии не случилось ни одной битвы (были только мелкие самурайские драки вроде эпической мести 47 ронинов). Представьте себе альтернативную историю России: что в начале XVII столетия к власти пришли не западники Романовы, а, напротив, какие-нибудь мракобесы и старообрядцы, такие бородатые угрюмые изоляционисты, и вот, на дворе уже середина XIX века, а по Москве все еще ходят стрельцы с саблями и бердышами, никаких Немецких слобод нет, разумеется, Петра Первого задушили еще в колыбели, из всех иностранцев только голландцам разрешено торговать на искусственном островке близ Архангельска, — вот если такую фантастику переложить на дальневосточный лад, заменить кафтаны кимоно, сабли назвать катанами, а бердыши — нагинатами, то и получится реальная Япония периода Эдо.
К середине XIX века эта изоляционистская политика себя исчерпала. Во-первых, сёгуны и самураи стали резко тупеть, а во-вторых, у берегов Японии стали всё чаще появляться «черные корабли» (так японцы тогда называли европейского типа фрегаты и парофрегаты). В июле 1853 года в Эдо прибыл американский коммодор Мэтью Перри (не актер), который стал откровенно угрожать японцам. Как раз в это время, в июне 1853 года, умер сёгун Токугава Иэёси. Его преемник, Иэсада, оказался совершенно ничтожным человеком, страдавшим, вдобавок ко всему, ДЦП. Он, по-русски говоря, обделался, и подписал все бумаги, которые ему положили на бамбуковый стол. С американцами договор подписал, потом с англичанами, с русскими, с французами, голландцами. Т. е. Япония почти покатилась по китайскому пути.
В августе 1858 года Токугава Иэсада умер в возрасте 34 лет, не оставив детей, и началась большая драка за власть. Я не буду сейчас пересказывать подробности этой драки. Скажу только, что сегуном избрали 12-летнего мальчика, а премьер-министром (тайро) при нем стал Ии Наосукэ, подписавший с европейскими странами еще более компрадорские соглашения, это вызвало справедливое возмущение японских патриотов (т. н. «Сонно Дзёи»), тайро начал рубить патриотам головы, тогда патриоты напали на тайро у ворот Сакурада и замочили гада. потом этих патриотов выгнали из Киото…
В общем, кончилось всё тем, что 3 января 1868 года 15-летний император Мэйдзи объявил, что он больше не нуждается в услугах семейства Токугава, расформировывает сёгунат и забирает всю власть в свои руки. Ближайшими его советниками стали патриоты. Началась «Война года Дракона» между императором и сегуном, закончившаяся летом 1869 года ликвидацией «республики Эдзо»; сам остров Эдзо император переименовал в Хоккайдо, как когда-то Екатерина II переименовала реку Яик в Урал, ну чисто так, чтобы поскорее забыли о мятеже. Город Эдо, кстати, император Мэйдзи тоже переименовал, сейчас этот город называется Токио. Потом были еще мелкие восстания, хорошо известные массовому потребителю, например, по фильму «Последний самурай», но это уже похоже на рефлекторное подергивание тела после сэппуку.
То есть «китайской лихорадкой» Япония очень быстро переболела и начала наращивать экономическую и военную мощь. Разберем, почему так случилось. А случилось так потому что Япония, в отличие от Китая, была моноэтничной страной, в которой, ко всему прочему, был религиозный культ императора, и император этот был «своим», японцем, а не чужестранцем, и он поддержал националистическую партию. Вот что произошло. Никакого чуда нет. Есть всего лишь единство этноса, которое является залогом экономического и политического успеха.
И, наконец, третья дальневосточная страна, на историю которой мы должны обратить пристальное внимание, — это Корея. Тут необходимо заметить в скобках, что есть, как минимум, два корейских этноса, северокорейский (когурё) и южнокорейский (древние государства Силла и Пэкче). Когурё постоянно отбивались от кого-нибудь с севера (в основном от китайцев и маньчжуров), а южную Корею грабили японские пираты. В XIII веке северную Корею завоевали монголы, а с южанами сошлись на том, что те будут выплачивать дань, давать аманатов и прочая монгольская логика, хорошо известная и по нашей русской истории. В 1368 году монгольская династия Юань пала, корейцы засуетились, и… начали драться между собой. Если вкратце, то в бою сошлись два равно уважаемых генерала: северянин Ли Сонге и южанин Чхве Ён. Ли Сонге победил, казнил своего противника и основал государство Чосон, культурно ориентировавшееся на минский Китай. Государство это кое-как просуществовало до XIX века, на принципе тотальной изоляции, признавая Китай «старшим братом», т. е. находясь как бы под цинским протекторатом.
Разумеется, империалистическая трясучка, уже поколебавшая Китай и Японию, ударила и по Корее. В 1866 году в Корею приплыл американский пароход «Генерал Шерман». Губернатор Пхеньяна Пак Кю Су посмотрел на наглых янки и утопил их пароход, а всю команду перебил. Однако, в январе 1876 года в Канхваскую бухту вошел отряд японских кораблей с 800 солдатами на борту. Японцы стали угрожать и требовать подписания с Кореей торгового договора, и корейский ван (царь, король) Коджон был вынужден согласиться.
В 1884 году в Сеуле подняли мятеж корейские модернисты (будем их так называть; сами корейцы называют их учение «сирхак»); модернисты ориентировались на Японию, потому что Япония к тому времени уже показала пример того, как можно модернизировать страну. Мятеж этот провалился. Японцы в очередной раз пригрозили Корее, однако вмешались «старшие братья» — китайцы; кроме того, в 1884 году был подписан договор с Россией. Иначе говоря, к 1890-м гг в Корее сошлись интересы трех держав: загнивающего цинского Китая, модернизированной Японии и Российской империи.
