Китайское политбюро мудро решило, что одна только власть, хотя и неограниченная, не страхует от ситуации, когда у масс возникнет вопрос «а зачем вы, собственно, нужны, когда и без вас все крутится». И решило сохранить за Партией важнейшие сектора экономики, включая финансы, недра, энергетику, транспортную инфраструктуру. А частникам отдать сферы помельче, вроде выращивания огурцов.
Китайское политбюро — это правящая в Китайской Народной Республике (КНР) Коммунистическая партия Китая (КПК), согласно своему уставу, является авангардом китайского рабочего класса, народа и китайской нации, руководящим ядром дела социализма с китайской спецификой. Высший идеал и конечная цель партии — осуществление коммунизма. КПК руководствуется в своей деятельности марксизмом-ленинизмом, а также «идеями Мао Цзэдуна, теорией Дэн Сяопина, важными идеями тройного представительства (производительных сил, культуры и широких слоев населения) и научной концепцией развития». КПК насчитывает около 89,5 млн членов, являясь самой крупной политической партией в мире.
Стоит заметить, что коммунизм в Китае присутствует только в названии партии. Тем не менее партия не отказывается от идей коммунизма в своей риторике, что иногда приводит к довольно странной ситуации — в КНР приветствуется изучение коммунистической идеологии, но любые попытки реализовать идеи марксизма на практике рассматриваются как попытка подрыва государственного строя и строго пресекаются.
Таким образом, Партия стала самым главным капиталистом в стране, во фраке и цилиндре, но с партбилетом в кармане.
В отличие от советской экономики, когда госучреждения были удавкой на шее государства, при социализме с китайской спецификой государственные предприятия стали занимать доминирующие позиции, показывая отличные результаты хозяйственной деятельности.
Этому способствовали следующие факторы:
- помощь от государства в виде льготных кредитов,
- отсутствие конкуренции со стороны иностранных компаний,
- которых очень избирательно допускали на китайский рынок,
- минимальные расходы на разработку передовых технологий Запада, которые копировались, добывались промышленным шпионажем или передавались добровольно западными партнерами в рамках создания совместных предприятий.
Сохраненная плановая экономика, хотя и трансформированная под рыночные отношения, также способствовала уменьшению рисков во время мировых кризисов.
Западные светила экономической науки были поставлены в тупик. Страна, провозгласившая целью создание коммунистического общества, строила его по капиталистическим лекалам, но под жестким контролем государства.
Это, конечно, так называемый «гламурный» коммунизм: среди миллионеров (им официально разрешили членство в КПК с 2002 г.) в моде цеплять на лацканы пиджаков золотые партийные значки и ставить дома бюсты Мао Цзэдуна из драгоценного металла. На улицах китайских городов красуются лозунги «10 000 лет счастья Коммунистической партии!», а в ресторане Гуанчжоу, куда я зашёл на завтрак, шло собрание официантов: чествовали «товарища Чэня, победившего в социалистическом соревновании». Со стороны это напоминает театр абсурда.
Особенно если знать, что в Китае полно частных предприятий, иностранные корпорации строят тут заводы по производству всего, начиная с автомобилей и заканчивая иголками, а генсек партии Си Цзиньпин говорит с трибуны:
«Наша задача — чтобы люди получали больше денег и активно наслаждались жизнью!»
Поэтому, несмотря на красные флаги и портреты Мао, в западной аналитике для описания экономики КНР прижилось название — китайский государственный капитализм, хотя сами китайцы предпочитают старый термин — социализм с китайской спецификой.
«Социализм с китайской спецификой» — это официальная идеология Компартии Китая, правящей партии этой огромной страны. Она начала формироваться в конце семидесятых годов прошлого века на основе идей Дэн Сяопина — отца «китайской перестройки».
В результате современный Китай представляет собой уникальное сочетание рыночной экономики (пусть и с официальным приложением «социалистическая») и своеобразной идеологии марксистско-ленинского типа в интерпретации Мао и Дэн Сяопина. В то время, как в экономической сфере в течение длительного времени наблюдается изрядная динамика роста количественного и качественного, на макроэкономическом уровне, в финансовой сфере, технологиях, то политическая система остается практически замороженной.
События на площади Тяньаньмэнь в июне 1989 г. стали сигналом, политической реформы, в смысле перехода к реальной многопартийности в стране не произойдет и КПК удерживать политическую гегемонию в стране. Как одна из реакций руководства КНР на такие выступления было остановлено процесс мягкой политической реформы, которая заключалась в постепенном разделении функций государственных и партийных органов. Действия китайского руководства в то время выдавались определенным реликтом маоистской эпохи, подавление любой оппозиционности, борьба с инакомыслием.
Немало критиков Пекина указывало на чрезвычайную консервативность таких шагов. Конец 1980-х стал эпохой демократизации, когда один за другим падали диктаторские режимы.
Мировой политический опыт (наиболее характерен в случае с Чили, Бразилией, Республикой Корея и Тайванем) свидетельствовал, что репрессивные режимы, проводя либеральные экономические реформы закладывали под себя, таким образом, мину замедленного действия. Появление новых социальных экономически активных и хорошо образованных групп, информационная глобализация, расширение контактов между обществами приводили к т.н. «Охлаждению» диктатур и, впоследствии, к их разрушению. Но в случае с Китаем сегодняшний день можно говорить о другом парадоксе — удачные экономические реформы и капитализация китайского социума, появление новой категории т.н. «Красных капиталистов», увеличение среднего класса в целом не отразились на позициях правящей элиты в обществе. Этот парадокс объясняется тем, что реформы в целом принесли позитивные социальные результаты, став своеобразным историческим картбланш КПК.
Инициировав новый экономический курс Дэн Сяопин и его окружение имели целью в том числе сохранить китайское государство после десятилетий экспериментов и разрушения, спасти имидж партии в глазах китайского общества. Идея экономических реформ зародилась именно в партийной среде, превратившись в некую политическую мантру, которая повторяется в официальных речах и документах. Однако вместе с выражением «построения коммунистического общества» как основной цели деятельности партии ставятся конкретные экономические и политические задачи, например увеличение ВНП или достижение «уровня средней зажиточности».
Коммунизм, таким образом, в общественном сознании ассоциируется с конкретными положительными результатами. В связи с этим изменилось и обоснование новой исторической роли КПК, это уже не просто партия основательница КНР, но двигатель реформ. И именно экономическая политика, а не марксистско-маоистская идеология стали основным идейным фундаментом социальной стабильности.
Изменения в хозяйстве является результатом утверждения нового способа мышления правящей элиты, что, в свою очередь, связано с качественными изменениями последней. За годы существования КНР Компартия Китая претерпела четырех ротаций партийного руководства. В общем такую эволюцию исследователи определяют как переход власти от идеологов к технологам, или технократов. На смену маоистской эпохе пришёл коммунист прагматик Дэн Сяопин который, понимая необходимость кадрового обновления способствовал политической реабилитации репрессированных во время «культурной революции» но вместе с тем не допустил эту категорию политиков к высшей политической власти, дав, таким образом, дорогу новым управленцам с новым политическим мышлением.
Вообще можно сказать, что именно Дэн начал регулярную кадровую ротацию в партии. В середине 1980-х было принято постановление, согласно которому две трети новых членов должны были быть не старше 35 лет.
С приходом к власти председателя Си Цзиньпина смычка партии с экономикой еще больше усилилась. Если предшествующие товарищу Си генсеки сквозь пальцы смотрели на попытки новых пролетарских нуворишей играть более значимую роль в политическом ландшафте страны, то новый генеральный секретарь решил, что время либеральных заигрываний с крупным частным капиталом подошло к концу, и коммунистическая партия должна упрочить свое положение как на идеологическом, так и экономическом фронтах. И начал Си Цзиньпин с себя, обеспечив собственное пожизненное правление и пересажав политических конкурентов, недовольных новым курсом.
В частном секторе роль государства стала возрастать путем увеличения ее доли в бизнесе и усиления партийного контроля через идеологическую работу непосредственно на самих предприятиях.
Капитанам бизнеса жизни тактично намекнули, что не помешало бы больше патриотизма, правильных идеологических установок и материального содействия проводимым партией реформам и экономическим проектам.
- Не все, правда, поняли, что ветер перемен задул в другую сторону. Магнат в сфере недвижимости, член КПК, 69-летний Жэнь Чжицян сел в тюрьму на 18 лет, после того как обозвал бессмертного председателя Си «голым клоуном», критикуя в своем эссе работу партии и правительства в разгар эпидемии коронавируса. Хотя в тексте он ни разу не упомянул генсека, из контекста все прекрасно поняли, на кого он замахнулся. Жэнь Чжицян пропал через месяц, а уже в сентябре ему был вынесен приговор. Разумеется, судили его не за литературный опус, а по «модной» статье о коррупции. Ему вменялось получение взяток в размере 1,25 миллиона и хищение из казны 50 миллионов юаней. Партбилет тоже пришлось положить на стол.
- Многоопытный царедворец и тоже член КПК, основатель монстра электронной коммерции Алибаба — Джек Ма, пропал на два месяца и лишился 30 миллиардов от приостановки IPO компании Ant Group после критики правительственных чиновников. Сделал он это явно не в то время и не в том месте — на финансовом саммите в Шанхае, где присутствовали Ван Цишань — близкий друг Си Цзиньпина и бывший руководитель Центральной комиссии КПК по проверке дисциплины, а также высшее финансовое руководство страны. Хотя Джек Ма, отсидев затворником, и появился на публике без наручников, его будущее остается под вопросом. Из последних публикаций в западной прессе стало известно, что инвесторами Ant Group были лица, связанные с политической китайской элитой, конкурировавшей с Си Цзиньпином в борьбе за власть. И которые в ходе IPO получили бы миллиарды долларов. А тут уже попахивает не бизнесом, а политикой.
Тем более, что совсем недавно, 29 января этого года, был расстрелян Лай Сяоминь — бывший председатель совета директоров государственной компании по управлению активами China Huarong Asset Management. Формально за получение взяток, двоеженство и злоупотребление служебным положением. Но дело в том, что за подобные правонарушения дают двухлетнюю отсрочку от высшей меры, которую потом заменяют на 25 лет заключения. И Лай Сяоминь стал первым чиновником, который был казнен без отсрочки — через 24 дня после вынесения приговора. Что сразу породило слухи о замешанных в деле высокопоставленных политических фигурах. Как говорится, он слишком много знал.
Посыл партии недвусмысленно советовал «лавочникам» знать свое место: вы торгуете семечками, а мы определяем правила торговли. Интересы государства и партии выше любых частных интересов.
В результате выстроенная система китайского капитализма в значительной степени застала Запад врасплох. Когда голодные и мускулистые китайские компании начали выходить на международные рынки, они стали виртуозно отнимать у западных гигантов самые лакомые куски.
Реформы Си Цзиньпина, превратившие партию в скелет, на котором держится вся экономическая жизнь в Китае, еще больше сцементировали все хозяйственные предприятия страны в единый монолит, направленный на решение стратегических задач.
Этот монстр с легкостью стал крушить международных конкурентов как на внешнем, так и на внутреннем рынках. Крупные западные корпорации, привыкшие драться по принципу — «каждый за себя и умри первым», попав под каток китайского государственного капитализма, теряют прибыль и уступают рынки.
Президент Трамп, первым ввязавшийся в полноценную экономическую войну с Китаем, с треском проиграл. Новый президент Байден теперь хочет собрать фронт из союзников с единой политической и экономической антикитайской стратегией. Но Европа уже колеблется. Рынок Китая манит фантастическими прибылями, а ссориться с Си Цзиньпином опасно. Пример Австралии, которая захотела занимать подчиненное положение по отношению к США и экономика которой в результате китайских экономических санкций улетела в пропасть, не лучший вдохновляющий фактор для объединения.
Все это, конечно, вызывает хроническую истерику у мирового гегемона, тем более, что если Советы были врагом уважаемым, коварным, опасным, но нищим, то Китай, экономически взлетевший ракетой за последние сорок лет, не представляя реальной военной опасности и не претендуя на роль нового центра миропорядка, жандарма мира и коммунистического моралиста, раздражает их тем, что залезает в святая святых — карманы дяди Сэма.
