Расстрелы излечат «РОСКОСМОС» от коррупции. Рогозин об отмене моратория на смертную казнь

Новости

Наказание за коррупционные преступления, совершенные в оборонно-промышленном комплексе (ОПК), должны быть жестче, вплоть до «расстрелов», заявил глава «Роскосмоса» Дмитрий Рогозин в эфире YouTube-канала «Сольвьев Live».

Подобные безумные заявления нам приходится часто слышать от высокопоставленных чиновников. В этот раз отличился на информационном поле Дмитрий Рогозин, тот «гениальный» менеджер, в руках которого все спорится в обратном направлении в плане освоения технологий, и только в «нужном» направлении движется коррупция. «Роскосмос», которым и руководит Рогозин, постоянно качается на волнах коррупционных скандалов.

И вот сейчас он через программу Соловьева обратился к Кремлю с просьбой о возвращении смертной казни. «Мочить в сортирах» всех саботажников и прочий преступный элемент, которые по его мнению вредят оборонно-промышленному комплексу.

Любые заявление от бастрыкиных, чубайсов и рогозиных об отмене моратория на смертную казнь освежают в памяти роман А.И. Солженицына «В круге первом». Вот, начнём расстреливать людей, ОПК сразу поднимется и расправит крылья технологий, совершая прорывы в космических технологиях. Так и кажется: вот-вот страна процветет и всё в ней заколосится, такие программы с такими крутыми названиями понапридуманы. Но не происходит этого почему-то. Вот, даже Рогозин возмущается. Хотя, казалось бы, кому не понимать того, что вокруг происходит, как не ему. Ну, поглядим, что дальше будет. А, вот, и тот самый отрывок:

«С оживившимся лицом Абакумов сказал:- Мы понимаем, товарищ Сталин! мы… — (он говорил за всё министерство), — понимаем: классовая борьба будет обостряться! Так тем более тогда, товарищ Сталин, войдите в положение — как нас связывает в работе эта отмена смертной казни! Ведь как мы колотимся уже два с половиной года: проводить расстреливаемых по бумагам нельзя. Значит, приговоры надо писать в двух редакциях. Потом — зарплату исполнителям по бухгалтерии тоже прямо проводить нельзя, путается учёт. Потом — и в лагерях припугнуть нечем. Как нам смертная казнь нужна! Товарищ Сталин, верните нам смертную казнь!! — от души, ласково просил Абакумов, приложив пятерню к груди и с надеждой глядя на темноликого Вождя.

И Сталин — чуть-чуть как бы улыбнулся. Его жёсткие усы дрогнули, но мягко.- Знаю, — тихо, понимающе сказал он. — Думал. Удивительный! Он обо всём знал! Он обо всём думал! — ещё прежде, чем его просили. Как парящее божество, он предвосхищал людские мысли.- Hа-днях верну вам смэртную казнь, — задумчиво говорил он, глядя глубоко вперёд, как бы в годы и в годы. — Эт-та будыт харёшая воспитательная мера.

Ещё бы он не думал об этой мере! Он больше их всех третий год страдал, что поддался порыву прихвастнуть перед Западом, изменил сам себе — поверил, что люди не до конца испорчены. А в том и была всю жизнь отличительная черта его как государственного деятеля: ни разжалование, ни всеобщая травля, ни дом умалишённых, ни пожизненная тюрьма, ни ссылка не казались ему достаточной мерой для человека, признанного опасным. Только смерть была расчётом надёжным, сполна. Только смерть нарушителя подтверждает, что ты обладаешь реальной полной властью. И если кончик уса его вздрагивал от негодования, то приговор всегда был один: смерть.

Меньшей кары просто не было в его шкале. Из далёкой светлой дали, куда он только что смотрел, Сталин перевёл глаза на Абакумова. С нижним прищуром век спросил:- А ты — нэ боишься, что мы тебя жи первого и расстреляем? Это «расстреляем» он почти не договорил, он сказал его на спаде голоса, уже шорохом, как мягкое окончание, как нечто само собой угадываемое. Но в Абакумове оно оборвалось морозом.

Самый Родной и Любимый стоял над ним лишь немного дальше, чем мог бы Абакумов достать протянутым кулаком, и следил за каждой чёрточкой министра, как он поймёт эту шутку. Не смея встать и не смея сидеть, Абакумов чуть приподнялся на напряжённых ногах, и от напряжения они задрожали в коленях: — Товарищ Сталин!.. Так если я заслуживаю… Если нужно…Сталин смотрел мудро, проницательно. Он тихо сверялся сейчас со своей обязательной второй мыслью о приближённом. Увы, он знал эту человеческую неизбежность: от самых усердных помощников со временем обязательно приходится отказаться, отчураться, они себя компрометируют.- Правильно! — с улыбкой расположения, как бы хваля за сообразительность, сказал Сталин. — Когда заслужишь — тогда расстреляем».

Оцените статью