История бывает непредсказуема. Кто бы мог подумать, например, что грязные домогательства вестготского короля к дочери мэра византийской Сеуты приведут ни много ни мало к завоеванию арабами Пиренейского полуострова и их вторжению во Францию? Никто, разумеется.Или что звуки мазурки и особенно использование вилок поляками на пирах в Кремле настолько возмутят москвичей, что в городе начнётся восстание, свергнувшее ещё недавно всеми любимого царя Дмитрия (или Лжедмитрия).
Совершенно также непредсказуемо власть Си Цзиньпина в Китае покачнулась под ударами эпидемии коронавируса. То есть не самой эпидемии, а истории с врачом Ли Вэньляном, первым сообщившим об опасности и подвергшимся давлению полиции. Врач, в общем-то, просто исполнил свой профессиональный долг, сообщив коллегам о новом вирусе, но китайские коммунистические власти поступили вполне по-коммунистически, попытавшись заткнуть ему рот.
Врач умер, и его история вдруг всколыхнула Китай: китайцы вдруг осознали, что власть вовсе не такая человеколюбивая, как пытается представляться. В условиях эпидемии дисциплинированные китайцы на улицы не выходят, но забивают интернет-пространство славословиями (совершенно заслуженными) в адрес Ли Вэньляна и проклятиями в адрес даже не председателя СИ, а вообще системы власти.
И – страшно сказать – в массовом порядке сомневаются в том, что КПК вообще способна вести себя по-человечески. А группа интеллектуалов официально добивается признания дня смерти врача национальным праздником – Днём свободы слова.
Си правит Китаем 8 лет – правит авторитарно и жёстко. Он покончил с дэнсяопиновской «оттепелью», растянувшейся на четверть века, вернулся к откровенному маоизму, предельно ужесточил давление на недовольных и национальные меньшинства и первым в мире ввёл систему тотального цифрового контроля над населением.
Пока происходило всё это завинчивание и прикручивание, в Поднебесной царило спокойствие (по крайней мере внешне, что неудивительно в условиях этого самого завинчивания). Но в 2019 г. вдруг выяснилось, что председатель Си – не такой уж эффективный менеджер. Сначала ему показали козью морду китайцы, находящиеся за пределами цифрового концлагеря. Гонконгцы, в ответ на попытку принять закон о выдаче Китаю тех, кого он потребует выдать, устроили многомесячные беспорядки, а потом на выборах даже не победили прокоммунистических кандидатов, а просто разнесли их в пух и прах.
Откровенные угрозы военного вторжения гонконгцев не испугали, а, наоборот, раззадорили. И товарищ Си сдулся. А буквально через несколько месяцев прошли выборы на Тайване – и там повторилось то же самое. И тоже Пекин вовсю угрожал военным вторжением, и тоже бряцание оружием произвело обратный эффект. И тоже грозный Си сразу замолчал, как-то поблёк и померк и вообще соскочил с тайваньской темы. А ведь и Гонконг, и тайвань – это часть китайского мира, и голосование тут и там если не отражает (хотя бы частично) настроения китайского «глубинного народа», то уж точно на них влияет.
А потом была торговая война с США. Тут уж развернулись не только китайские тролли, но и «дорогие россияне», и даже вполне независимые европейцы (те, которые настолько не любят США и лично Трампа, что готовы восторгаться хоть Китаем, хоть Ираном или Венесуэлой). Месяцами СМИ трещали о том, что у пиндосов нет никаких шансов, что Китай их порвёт, как Тузик грелку… Пока ошеломлённое человечество не прочитало текст соглашения, закончившего торговую войну. В соответствии с которым Китай полностью капитулировал и признал – нет, не все условия, выдвигавшиеся Вашингтоном в начале конфликта, а гораздо более жёсткие требования.
Такой серии колоссальных провалов во внешней политике (хотя Гонконг и Тайвань – политика не совсем внешняя) Китай не знал со времени захвата Камбоджи Вьетнамом и неудачной Вьетнамо-китайской войны 1979 г.
И тут – коронавирус и трагедия доктора Ли Вэньляна. Внешние провалы стали детонатором провала внутреннего. Китайцы, как и все народы мира (а имперские – особенно) не переносят правителей-неудачников. А уж если они пытаются заткнуть всем рты – тем более.
Опять же: история – штука непредсказуемая. Казус Ли Вэньляна может пройти бесследно, забыться на фоне разрастающейся эпидемии. А может стать той самой последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Ведь коронавирус не только уронил авторитет власти – он ещё и начал подрывать китайскую экономику, и без того покряхтывающую после капитуляции перед Штатами. Вполне возможно, что неомаоистский цифровой концлагерь товарища Си всего этого не переживёт.
В Китае коммунизм или капитализм?
Официально в КНР «социализм с китайской спецификой». Эта формула, созданная сорок лет назад, в начале периода реформ и политики открытости, позволяет КНР по-прежнему оставаться идеологически социалистическим государством, но при этом широко использовать элементы капитализма и создавать «социалистическую рыночную экономику», основанную на «приоритете коллективной формы собственности и вспомогательной роли частной формы собственности». Цель, которую ставит партия, состоит в создании «среднезажиточного общества», то есть такого, где основа — обеспеченный средний класс.
Коммунизм в Китае присутствует только в названии партии. Тем не менее партия не отказывается от идей коммунизма в своей риторике, что иногда приводит к довольно странной ситуации — в КНР приветствуется изучение коммунистической идеологии, но любые попытки реализовать идеи марксизма на практике рассматриваются как попытка подрыва государственного строя и строго пресекаются.
Есть ли в Китае хоть какая-то оппозиция?
Формально в КНР существует многопартийная система, в которой КПК — лишь одна из действующих. Тем не менее в первой статье конституции закреплена руководящая роль КПК. Поэтому остальные партии, существующие в КНР, не имеют политического веса и какой-либо самостоятельности. Формально их мнение может быть запрошено через декларируемый конституцией механизм «многопартийного сотрудничества и политических консультаций», но в реальности все решения принимаются правящей партией и органами государственной власти самостоятельно.
Конечно, в КНР есть диссиденты, которые не согласны с действующей властью — как среди «правых» (стремящихся к демократизации страны), так и среди «левых» (недовольных расхождением реальной ситуации в стране с официальной идеологией). Но любые попытки диссидентов объединиться в группы и предпринимать совместные действия в КНР быстро и эффективно пресекаются, а основные лидеры привлекаются к уголовной ответственности.
Насколько в Китае распространена коррупция?
В последние несколько лет КНР ведет эффективную борьбу с коррупцией, в результате которой более миллиона чиновников получили взыскания, а многие высокие чины оказались в тюрьме. Компартия активизировала «борьбу с привилегиями» и проводит чистку своих рядов — по статистике за последние пять лет около 1,5 млн. чиновников получили дисциплинарные взыскания за нарушения вплоть до исключения из партии и освобождения от должности. Для борьбы с «разложением рядов» используются новые технологии — например, на основе искусственного интеллекта создается система для отслеживания расходов чиновников, по которой можно оценить вероятность получения ими взяток.
Но проблема сохраняется — не в последнюю очередь потому, что многие традиционные для китайской культуры ритуалы (налаживания связей, обмена подарками и материальной благодарности за услуги) не воспринимаются в качестве коррупции. Иностранцам это не так заметно, но жителям КНР гораздо чаще приходится сталкиваться с ситуациями, которые в представлении человека западной культуры будут восприниматься как взяточничество или приобретение материальной выгоды за счет должностного положения.
Правда ли, что в Китае за коррупцию могут и расстрелять?
С 2011 года в КНР сокращается перечень преступлений, за совершение которых предусмотрена смертная казнь. В основном, либерализация коснулась экономики. Например, уже несколько лет смертной казнью не наказывают за неуплату налогов, контрабанду, фальшивомонетничество, мошенничество с ценными бумагами и бланками строгой отчетности.
За что в Китае смертная казнь?
Оценивать масштабы применения смертной казни в Китае сложно. И вот почему:
Нет статистики. Китай не раскрывает детальных сведений по количеству вынесенных и приведенных в исполнение приговоров и даже статистику по общему количеству заключенных в тюрьмах (отбывающих наказание и находящихся под стражей в ожидании суда). Поэтому все данные о количестве смертных приговоров в КНР основаны на оценках экспертов. Например, по оценкам Amnesty International общее количество смертных приговоров в КНР превышает 1 тысячу в год, что больше, чем во всех остальных странах мира вместе взятых. По числу приговоров на душу населения КНР занимает второе место после Ирана.
Не все приговоры исполняются. На практике приговор к смертной казни в большинстве случаев сопровождается отсрочкой его исполнения на определенный срок (например, в течение 2 лет), по истечении которого решение должно быть утверждено Верховным народным судом КНР. Чаще всего высшая судебная инстанция заменяет приговор к смертной казни на пожизненное заключение.
Смертная казнь за коррупционные преступления не всегда оправдана и с точки зрения следствия — осужденный, которому сохранили жизнь, может помочь при проведении дальнейшего расследования. Поэтому суды могут «содействовать» сотрудничеству осужденного с прокуратурой, вынеся более мягкий приговор с учетом «значительного вклада в расследование преступлений».
