Василиса вечно вляпывается в истории. Как-то раз приходит на работу с фонарем под глазом, на шее пластырь. Выяснилось, что она застукала своего жениха с какой-то длинноногой финкой и подралась с ней; желание замуж выходить у нее тоже пропало, само собой. Офис месяц слухи перетирал, а еще через месяц, во время отпуска, Василису арестовала финская полиция; оказывается, Вася не угомонилась и снова поехала в Хельсинки разбираться с этой заграничной фифой.
Именно с тех пор Василиса стала пламенной ура-патриоткой и теперь всякий раз, когда разговор заходит о политике, перестает себя контролировать и начинает крыть трехэтажным матом Финляндию, Евросоюз, НАТО, ОБСЕ и прочие международные организации, орать «Крым наш!» и, вообще, вести себя как ужаленная.
В другой раз осенью мы поехали в Москву, на очень важное мероприятие. Билетов уже не было, и нам купили не десятый вагон в «Сапсане», как обычно, а дорогие билеты: мне — во второй вагон, а Василисе — в первый. Прихожу я в свой вагон. Мягкие кресла, бесплатные «Ведомости», интернет, депозит на две тысячи. На завтрак дают не бутерброд с салатом и колбасой, минералку и пряничек, а бифштексы и тигровые креветки. Вот оно, оказывается, как живут белые-то люди!
Когда поезд уже проехал Тверь, я решил зайти к Василисе и проверить, как она там, в первом вагоне. Захожу и вижу, что наша царевна, пьяная вдребадан, в коктейльном платье, сидит в кожаном кресле, машет бутылкой и кричит на весь вагон:
— Ик! Повторите!
— Вася, — говорю я, — ты чё творишь? У тебя через три часа встреча с замминистра, а ты никакущая…
— Ик, — говорит она. — А что, разве мы уже в Москве?
— Скоро приедем.
— Вот когда приедем, тогда и…
— Тогда и — что?
— Тогда всё будет. Ик!
Я плюнул и вернулся в свой вагон. В конце концов, рассудил я, Василиса взрослая женщина восемьдесят шестого года рождения, уже не маленькая, у нее своя голова на плечах. Читать я ей мораль не буду. Вернулся и стал «Ведомости» листать. Пишут про дочку Путина, про то, что она замуж вышла.
Вдруг подходит Василиса, немного протрезвевшая.
— Слушай, Борчес, — говорит она, — у тебя денег нет с собой? Я там немножко увлеклась и вышла за депозит…
— Дам, конечно, — я достал кошелек. — Сколько надо?
— Пять тыщ всего, — виновато улыбается Вася.
— Ты с ума сошла! У меня и денег-то таких с собой нет…
— Ну, на карточке-то, наверное, есть?
— На карточке, наверное, есть.
— Дай карточку.
— Вася, — злюсь я, — я тебе дам карточку, конечно. Но и ты меня пойми: я весь в долгах, как гусеница шелкопряда в своей нитке. Мне тоже жить нужно на что-то…
— Я отдам.
Я вздохнул, дал ей карточку и сказал пин-код. Сижу, читаю дальше. Приходит эсэмэска от банка: с карты сняли восемь тыщ с копейками. Я начинаю тихо материться на весь второй вагон. Почтенная публика смотрит на меня как на хулигана. Всё кругом иностранцы да топ-менеджеры, в белых сорочках, в галстуках, с макбуками всякими. А я сижу, весь из себя странный, в драной водолазке и в кедах. Позорище, короче.
Иду к Василисе. Она опять пьет.
— У меня с карты сняли восемь тыщ, — говорю.
— Да, — говорит она, — мне пришлось еще три тыщи заплатить, штраф за неприличное поведение в «Сапсане».
— А почему ты тогда опять пьешь?
— Ну, я же штраф заплатила. Значит, можно пить.
— Блин, — говорю я. — Мне кредит платить через два дня. Где я теперь денег возьму?
— Я же сказала, — говорит Василиса и, главное, смотрит на меня так злобно. — Я же сказала, что отдам.
Я опять плюнул, забрал карту и пошел назад в свой вагон. Через десять минут приходит проводник.
— Сделайте что-нибудь со своей девушкой, — говорит он. — Она больная у вас, что ли? Кричит, что Финляндия — это русская территория и еще что ее отец — деспот и тиран, который не дает ей свободно жить, как она хочет. А у меня этих финнов полвагона!
— Если она вас достает, — отвечаю я, — вы вколите ей успокоительное.
— У нас в аптечке только аспирин и валидол, — злится проводник. — Если это будет продолжаться, мы ее высадим.
— Нет, — говорю я, — вы не можете ее высадить. У нее встреча с замминистра.
— Вы меня замминистром не пугайте, — расправляет плечи проводник. — У меня тут каждый день замминистры ездят.
Подходит еще один проводник и тоже начинает мускулами играть. До меня начинает доходить, что меня сейчас тоже высадят, за компанию. И тут на меня находит озарение, творческое вдохновение, как это бывает у меня в минуты любви к литературе, когда я в коммуналке своей сижу, читаю без лампады.
— Это, — тихо говорю я, — дочка Путина. Вот, почитайте «Ведомости».
Проводники начинают сомневаться в своей правоте.
— Да, да, — делаю я загадочную физиономию. — Лучше не спрашивайте. А то будет международный скандал. Потерпите еще чуть-чуть. Сейчас уже будет Москва, она протрезвеет и в Кремль поедет.
— Ну, — мямлит первый проводник, — в принципе осталось недолго.
— Всё равно нам поезд остановить не дадут, — говорит второй проводник.
— Вот-вот, — радостно подхватываю я. — Вы всё правильно понимаете. Знаете, как пела Таня Овсиенко: «Давай оставим всё как есть, счастливых Бог не судит».
— А вы нам часом не врете? — косится первый проводник. — Вы сами-то кто такой?
Я лихорадочно смотрю в «Ведомости», в надежде, что там найдется хоть какая-нибудь завалящая подсказка. И — о чудо! — подсказка является, как Богородица португальским детям.
— Я, — шепчу, — сын генерального директора банка «Россия». Вот смотрите, его имя и фамилия в газете. А вот мой билет. Посмотрите на фамилию и отчество. Совпадение? Не думаю.
Проводники внимательно разглядывают газету и билет и, действительно, все буковки совпадают.
— Вы будьте осторожней в следующий раз, пожалуйста, — говорит первый проводник. — А то ведь и правда будет международный скандал. Напишут в газетах про Финляндию что-нибудь, потом не отмоешься. Зачем нам лишние проблемы?
— Поздравляю вас со свадьбой, — протягивает мне руку второй проводник. — Прекрасный выбор. Очень красивая девушка. Ждем вас снова в фирменных скоростных поездах «Сапсан».
Когда поезд уже прибывал на Ленинградский вокзал, я снова пошел в первый вагон, отобрал у Василисы бутылку, накинул ей на плечи пальто и повел к выходу.
— Ты мне денег, — говорю, — когда отдашь?
— Ой, да отдам я, отдам! — машет она рукой. — Возьму у отца и отдам. Ик!
На лице проводника снова мелькнула тень сомнения, но он уже ничего не сказал, а только кивнул мне вслед.
