Пушкин сразу же не понравился русской интеллигенции с ее пуританским целеполаганием, часто звучащим у Тургенева и Чехова: мол, нужно трудиться, и только в поте лица, только разрезая лягушек и строя земские больницы, человек спасется. У Пушкина ничего этого нет. Пушкин – раздолбай, весельчак, придворный поэт, отлично сознающий свое шутовское положение и стесняющийся его, уже в силу своего дворянского происхождения и своей свободолюбивой философии.
Его эпикурейская позиция четко выражена в программном стихотворении «Из Пиндемонти»: «…И пред созданьями искусств и вдохновенья, Трепеща радостно в восторгах умиленья. Вот счастье! Вот права!» Откровенный эгоизм, которым пропитано это стихотворение, эпикурейский по своей сути, антикорпоративный, автаркический.
Но еще более веский довод – это «Евгений Онегин». Нужно оценивать писателя по главному произведению. Когда мы начинаем разбирать «Онегина», мы впадаем в ступор, потому что книга написана в нарушение всех возможных законов жанра. Здесь нет четко выраженной темы, идеи, завязки, развязки, – все настолько ослаблено, редуцировано, что возникает недоумение и логичный вопрос: зачем, для чего все это было написано?
Пушкин сам говорит, что это не роман вообще никакой, а просто «собранье пестрых глав», часослов герцога Беррийского, этнографическая зарисовка.
Сюжет: столичный денди приезжает в провинцию, в него влюбляется провинциальная девочка, влюбляется по дури, от тоски, от нехватки общения и образования: «Вообрази, я здесь одна, меня никто не понимает». Денди ведет себя как истинный джентльмен и вежливо отказывает девочке: лохушка, мол, ты чё творишь, я же щас с тобой пересплю и брошу тебя, и судьба твоя будет изуродована. Это типичный эпикурейский отказ: я не могу жениться на вас, потому что я философ.
Но ключевой момент происходит далее. Онегин – нелюдим. Ленский приглашает его к Лариным на именины Татьяны. Предполагается, что там будет тихий семейный кружок. По прибытии к Лариным обнаруживается пирушка на всю губернию. Онегина это бесит. Его автаркия нарушена. Онегин, желая позлить Ленского, флиртует с Ольгой. Ленский вызывает его на дуэль. Все очень нелепо. Здесь герои не ведомы какими-то высокими страстями, это «бытовуха», как говорят в ментовских сериалах. Подрались на свадьбе, порвали баян, кто-то схватил кухонный нож со стола, а кто-то на этот нож случайно напоролся и умер.
Онегин убивает Ленского, а потом бежит, – это любимый мотив Пушкина, мотив изгнания. Изгнание в данном случае – это страдание, метанойя. Онегину очень больно. Представьте, что вы будете чувствовать, если случайно застрелите своего самого близкого приятеля, даже если это глупый мальчик или безмозглая блондинка. В романе Пушкина очень простая идея: свобода, точнее, автаркия, ведет к непониманию.
Вместо хэппи-энда, который Пушкин в маркетинговых целях обещает своим читательницам (именно читательницам!) несколькими главами ранее, нас ждет нелепейший финал. Онегин встречает в Москве Татьяну, уже замужнюю женщину, повзрослевшую, строгую и влюбляется в нее. Онегин болен, ему нужно исцеление. А лучшее лекарство от болезни – это любовь. Мы не влюбляемся, если в нашей жизни все хорошо. Онегину не нужна Татьяна. Онегину нужно выговориться. Ему нужен человек, который поймет его страдания. Но Татьяна не понимает. Она плачет, обижается, клянется, но не понимает.
Абсурдность ситуации Пушкин усиливает самой последней сценой: Онегин перед Татьяной на коленях, она плачет, входит муж. Всё, конец. Приехавший из Петербурга ревизор требует вас к себе. Здесь нет никакого катарсиса, роман заканчивается пошлым мелодраматическим скандалом. Собственно, весь роман и был-то дешевой мелодрамой, написанной ради развлечения «среднего класса». Пушкин очень любит мешать жанры и играть со штампами. «Руслан и Людмила» начинается как сказочный эпос, а потом вдруг перерастает в эротическую повесть. «Повести Белкина» – это стеб над самыми популярными литературными сюжетами эпохи: отложенный выстрел, барышня, переодетая крестьянкой, и прочее.
«Я не Онегин, – постоянно повторяет Пушкин. – Онегин – мой приятель, но я не он. Я мало читаю, много сплю, гуляю, за деревенскими девчонками ухаживаю, мне жить в кайф. Я эпикуреец. Я люблю жизнь. Я люблю свободу, русскую природу. Я планирую дожить до ста лет и написать десять тысяч стихов и двести романов». Пушкин мещанин, обыватель, и гордится этим. Он не ноет от пошлости, как Чехов, не читает духоборческих проповедей, как Толстой, и не психует, как Достоевский. Он просто гений, гениальность которого обеспечена его братским, а не хозяйским отношением к земле, к жизни. «Сестра моя – жизнь», – это Пастернак не случайно потом напишет, и будет постоянно ссылаться на Пушкина и на его мещанство как на главный свой ориентир. Может быть, гениальность Пушкина обеспечена даже его африканскими генами. Пушкин – своеобразный раста XIX века. «Не надо ничего переделывать, – говорит нам Пушкин. – Просто живите, курите трубочку и наслаждайтесь».
Пушкин сознательно нас запутывает. Пушкин написал Онегина, конечно, с себя, но не с себя настоящего, а со своего изображения в зеркале. Эти два изображения, поэта и его героя, расходятся в первой главе, как это часто будет потом у Гоголя или Достоевского. Онегин – «темный» Пушкин, «плохой» Пушкин, тот Пушкин, в котором эпикурейское ядро пошло не навстречу миру, а внутрь, в себя, сгущая порох, накапливая энергию, которая разорвется в финале.
Это никакой не «лишний человек», про которого нам любят рассказывать в школе, это впервые по-настоящему проснувшаяся в русской литературе личность. Это человек, который осознал свою свободу, но так и не понял, что надо с этой свободой делать. Онегинская хандра – это побочный эффект индивидуального сознания, горе от ума. Корпоративный человек не хандрит. Если он начинает хандрить, братья по секте хлопают его по плечу и говорят: «Не переживай, это испытание от Бога, мы с тобой, мы тебе поможем». У Онегина нет никакой корпорации, нет семьи. Это очень важно. Это самое главное – отсутствие семьи.
Татьяна тоже дичок, тоже проснувшаяся личность, но у нее есть семья, которая в итоге выдаст ее замуж.
«Евгений Онегин» играет в русской литературе ту же роль, какую в европейской играет, скажем, «История моих бедствий» Пьера Абеляра. Разумный и свободный человек сталкивается с обществом, живущим по патриархальным канонам. Онегин обречен на поражение, как обречен на поражение и его двоюродный брат Чацкий, и брат-близнец Пушкин. Но у Грибоедова все намного грубее, театральнее: «Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок!» Пушкин себе такой грубости позволить не может, его вкус тоньше, он профессиональный литератор, а не карьерный дипломат, как Грибоедов. Поэтому у Пушкина и Татьяна живее накрашенной романтической куклы Софьи, и финал изящнее. Пушкин не читает нам моралей, он просто говорит: будет так-то и так, если этот кусок биомассы поместить вот в этот химический раствор.
Быть умным, образованным и свободолюбивым человеком не очень-то приятно. Телки тебе не дадут, молодые романтические дебилы будут бросаться на тебя с кулаками, и в душе твоей очень скоро разрастется пустота, с которой в одиночку ты никогда не справишься. Вот о чем эта книжка, про которую вам рассказывали в школе всякую ерунду.
