Итак, в 1795 году в состав Российской империи вошли территории, населенные уже не православными, а в основном католиками и униатами (т. е. частью западноевропейского суперэтноса).
Еще раньше, при Петре I, Россия «приросла» современными Эстонией и Латвией, прибалтийские немцы стали частью русской элиты, а это тоже не русский суперэтнос. Была искусственно создана этническая химера. А химера — это всегда самолет, который, может, и летает, но в любую минуту может засбоить, задымиться, потому что одни детали в нем от «Боинга», другие — от «Эирбас», а третьи — от конструкторского бюро Туполева.
Из-за того что между этими деталями не было никакого «масла» и прикручены они друг к другу были очень плохо, у России в XIX веке возникали очень серьезные проблемы. Особенно проблемным был стык между русскими и немцами, преимущественно прибалтами. Не эстонцами и не латышами, а именно немцами, потомками тевтонских рыцарей, в 1201 году основавших Ригу и всю свою сознательную историю с русскими за Прибалтику воевавшими.
В 1199 году в устье Даугавы вошли 23 корабля во главе с Альбрехтом Буксгевденом, основателем и первым епископом Риги. Буксгевден набрал по всей Германии ублюдков и головорезов и пообещал им полное папское отпущение всех грехов, если они пойдут за ним в Прибалтику. Прибалтика была объявлена новой Палестиной.
Ну, то есть ты убил на родине кого-нибудь в пьяной драке, честную фройляйн какую-нибудь изнасиловал, родители ее грозятся тебе мошонку отрезать, как философу Абеляру, за руки тебя уже схватили, ведут в магистрат, а ты кричишь: «Стойте! Стойте! Я прозрел! Я теперь воин Христов! Я, это, в Прибалтику еду, нести свет христианства необразованным ливам и латгалам…»
Финансировали эту крестоносную гнусность, по-видимому, тамплиеры, потому что устав первого прибалтийского ордена, меченосцев, был скопирован с тамплиерского.
В устье Даугавы жили тогда ливы. К северу от них жили их родственники — эстонцы, к югу — литовцы, а вот к востоку, к востоку жили латгалы и русские. Главной русской крепостью был основанный Ярославом Мудрым Юрьев (сейчас Тарту; Тарту — это русский город, основанный аж в XI веке! поэтому эстонцы, которые сейчас жалуются на то что у них в 1920 году чего-то там отобрали, лучше бы помолчали, от греха подальше, пока Путин про этот факт не вспомнил!). При этом прибалты платили русским дань, т. е., если перевести со средневекового на современный, находились под протекторатом Руси. Эстонцы были под новгородским протекторатом, а ливы — под полоцким.
При этом русские не требовали от ливов и эстонцев перехода в православие. Мо́литесь вы своим богам, ну и моли́тесь. А дань платите, потому что так принято, потому что мы сильнее. Немцы же заставляли прибалтов креститься, жгли их идолов и строили повсюду (руками завоеванных народов) свои замки и церкви. Т. е. цель ливонского похода Буксгевдена (как и любого другого крестового похода) изначально была не в том, чтобы кого-то там приобщить к пресветлой католической вере, а в том, чтобы ограбить, захватить земли и превратить местное население в бесправных рабов.
Первыми под удар попали ливы. Этих завоевать ничего не стоило. Меченосцы захватили в плен старейшин ливов, отрубили голову князю Ако, а другой князь — Каупо — сам перешел на сторону захватчиков и принял католичество. Но за ливами стояли русские, и потому началась война с русскими.
Русские воевали очень, очень плохо, потому что это было время «погибели русской земли», обскурация Древней Руси, полный упадок и междоусобная грызня. Сначала пали Ерсика и Кукейнос (это по-русски, в немецкой историографии Кокенгузен и Герцике) — два маленьких княжества, вассальных Полоцку. А еще через несколько лет меченосцы захватили Юрьев и стали назвать этот старинный русский город по-немецки — Дерпт.
Потом меченосцы напали на эстонцев. Эстонцы с удовольствием выслушали про Христа, кто-то крестился даже. Но тут им сообщили, что Христос требует отдавать святой римской католической церкви десятую часть всего урожая, или улова салаки, или военной добычи. А еще строить церкви. И вообще, во всем подчиняться рижскому епископу и великому магистру Ордена.
— Нет, этот Христос неправильный бог, — сказали эстонцы. — Зачем богу наша салака? И зачем строить богу каменные церкви, тоже непонятно. Разве мало в нашей стране прекрасных лесов и холмов, где можно славить богов?
Решив так, они принесли в жертву всех католических священников и миссионеров и вернулись к своим языческим идолам и союзу с новгородцами. В Дерпте и Феллине вновь появились русские гарнизоны.
— Это вероотступничество! — закричал рижский епископ. — Я хочу, чтобы на этой земле не осталось ни одного русского! Эти схизматики только и делают, что подговаривают эстов к восстанию…
— Но как мы отличим, — спросил кто-то, — русских от эстонцев, а католиков — от язычников и новгородцев? Они же все на одно лицо: светловолосые, голубоглазые, нос такой вздернутый кверху немного. Это называется по-научному балто-северославянская ра…
— Убивайте всех. Господь на небе отличит своих от чужих.
Сказано это было в тот день не по поводу эстонцев и новгородцев, правда, а по поводу провансальских манихеев, на другом конце Европы, другим папским легатом, но, согласитесь, то же самое мог сказать Альбрехт Буксгевден, в Прибалтике. Язычники, схизматики, правоверные католики, балты, прибалты, славяне, голубоглазые, неголубоглазые, — да какая разница, в самом деле! Эти люди не платят церковной десятины, отказываются подчиняться Апостольскому Престолу и рижскому епископу, не желают быть твоими рабами, следовательно, их можно и нужно убивать.
Сначала отбили Феллин (ныне — замок Вильянди). «Что касается русских, бывших в замке, пришедших на помощь вероотступникам, то их после взятия замка всех повесили перед замком на страх другим русским».
А потом осадили Дерпт. Немцы были лучше вооружены, их было больше, они были защищены от стрел и камней тяжелыми доспехами. Город защищал небольшой русский гарнизон во главе с князем Вячко, 200 человек всего. Ему предложили сдаться. Он отказался. «Днем бились, ночью устраивали игры с криками: ливы и летты кричали, ударяя мечами о щиты; тевтоны били в литавры, играли на дудках и других музыкальных инструментах; русские играли на своих инструментах и кричали; все ночи проходили без сна».После двух недель осады Дерпт пал. Все русские в городе были убиты, включая женщин и детей.
Ну, то есть это был геноцид. Первый антирусский холокост, за который никакая Ангела Меркель до сих пор не покаялась и каяться не собирается.
Остановил этот холокост только святой благоверный князь Александр Ярославич по прозвищу «Грозный» (прозвище «Невский» летописцы придумали ему только при Иване Грозном, чтобы не путать с действующим монархом, очевидно). Вот что сделал Невский и почему то, что он сделал, гораздо важнее липового Ледового побоища, которое придумали в XX веке в пропагандистских целях русские и советские историки (две мировые войны с Германией просто не могли не породить мифологии).
Главным врагом Александра Невского был не столько Запад, сколько тогдашние русские западники, вроде Даниила Галицкого и его собственного брата Андрея. Эти люди, жалкие, жадные, ищущие одной только своей выгоды, решили, что правильным будет поехать в город Лион и там принять корону из рук римского папы. То есть, в переводе со средневекового на современный, заключить союз с доблестными «воинами Христовыми», убивавшим женщин, детей и заложников ни в чем не повинных, продать свою страну западному капиталу и лечь под тогдашний католический «евросоюз» (немцы, шведы, датчане — это всё была одна контора, все они были в антирусском союзе, торжественно заключенном при папском дворе в 1237-38 гг).
Можно представить, какие там, в XIII веке, говорились разговоры, в Новгороде и Пскове-то:
— Подумаешь, немцы…
— Да какая разница, кому будут на бумаге подчиняться наши попы! Раньше подчинялись Константинополю, а теперь будут Риму…
— А я вообще тайный язычник, я в эту вашу церковь не хожу, мне плевать…
— При немцах порядок будет…
— Нет, — сказал 19-летний Александр. — Это неправильно. Церковь должна быть русская, а не немецкая.
— Да что же ты такое несешь, Сашенька! — говорят ему. — Русские, немцы, чудь, жмудь… А не всё ли равно? Нас, купцов новгородских, волнуют только барыши богатые, а женушек наших и любезных девиц — нарядные обновки и бусинки алые…
— Нет, — говорит Александр Ярославич, — не всё равно.
Пошел и с небольшой дружиной напал на шведов, и разбил их. Вот же баламут.
— Ты чего творишь, дурак?! — кричат ему на новгородских площадях. — Мы торгуем давно уже, и со шведами, и с немцами, а ты своей милитаристской политикой нам всю торговлю портишь! Недоросль!
— У нас демократия! — кричат. — Вся власть народному вече!
И выгнали его из города. И пошли к немцам торговать.
— Давайте торговать, — говорят.
— Давайте! — говорят немцы. — Вот эти тряпочки и бусинки для любезных новгородских девиц стоят теперь столько-то.
— Да как же так! — возмущаются новгородцы. — Это же стоило в прошлый базарный торг в три раза дешевле…
— Ну, теперь такая цена…
В общем, пошли новгородские купчишки назад к князю и попросили его вернуться к милитаристской политике.
Александр Ярославич посмеялся над купцами, и пошел в Псков, и там учинил расправу кровавую, лютую, по сравнению с которой меркнут деяния Ивана Грозного. Такой человек был, неуступчивый, неуживчивый. Бил своих же. Диктатор, в сущности. Но эта диктатура — единственная причина, по которой Псков и Новгород остались городами русскими, православными, самобытными, а не превратились в какую-нибудь Галицию, обнищавшую и ополяченную.
Потом Александр Ярославич напал на немецкий отряд и разбил его. Это-то сражение (не особо значительное по масштабам, важное только символически) ошибочно назовут Ледовым побоищем (настоящее Ледовое побоище было раньше, в 1234 году, в битве на Омовже, вот там лед под немцами действительно треснул, по летописям).
Еще потом этот диктатор лично поехал в ставку монгольского хана и присягнул ему на верность. Заключил союз с Ордой, с самим дьяволом, можно сказать, договорился. Всё того ради, чтобы не подчиняться католикам, не предавать веры отцов, правды не предавать. А еще потом договорился о совместной войне против Ордена с Литвой, с князем Миндовгом. Т. е. с язычниками, с монголами и литовцами договорился против так называемых христиан.
Уже после смерти Александра Ярославича русские нападут на Везенберг (по-русски — Раковор), а немцы — на Псков. Взять Везенберг русским помешает отсутствие осадных орудий, а немцам Псков — сырая и холодная погода. Наступит невыносимо долгая, электрическая, в ожидании решающей схватки зима 1268/69 гг.
В этот момент хитрые русские достанут из рукава козырного туза, которого приберег покойный к тому времени Александр Ярославич. «Собрася сила многа, и великий баскак Володимерский Иаргаман и зять его Айдар со многими татары приидоша». Монголы брать крепости умели. Монголы были тогда лучшими в мире специалистами по взятию крепостей.
Ну, т. е. зимой 1268/69 гг в Новгороде стала собираться армия вторжения, запахло 1940-м годом, можно сказать. Сложность была в том, что скрыть монголов среди голубоглазых и светловолосых новгородцев было физически невозможно. И тогда в Ригу и в Ревель побежали недоповешенные доносчики, и в Новгород потянулись немецкие послы с предложением вечного мира. Запад испугался дракона, вложил меч в ножны. Мир был заключен, и по условиям этого мира граница между Востоком и Западом прошла по реке Нарова, т. е. там, где и сейчас проходит граница между Европой и Россией.
С тевтонцами русские потом еще воевали много раз, пока Орден сам не выдохся и не развалился. В 1410 году (это все знают из романов Сенкевича) поляки в союзе с татарами (снова татарами, на минуточку!), литовцами и смоленцами немцев побили под Танненбергом (в русской историографии эта битва называется Грюнвальдской). В XVI веке Орден эта цитадель католической веры на северо-востоке Европы, это божественное воплощение идеи братской любви и гомосексуализма (тевтонцы были все монахами) одним из первых записалось в протестанты! А потом легли под поляков, а в XVII веке — под шведов, лишь бы не подчиняться русским.
При этом коренное население Прибалтики было на положении бесправных рабов!
700 лет немцы паразитировали на труде эстонцев, латгалов, земгалов, куршей, ливов. Целые народы горбатились, затем только, чтобы бесчисленные Буксгевдены, Бенкендорфы, Унгерны, Штиглицы и фон Ливены (потомки предавшего свой народ князя Каупо) жили безбедно и хорошо, могли учиться в лучших университетах, носить теплую одежду, пить дорогое вино, а главное — постоянно тыкать в лицо всякому проходящему мимо эстонцу или латышу своим происхождением, образованием, богатством, и называть этого эстонца быдлом, или мужиком, или рабом. Немцы в Прибалтике были Rassenrein, избранная раса, несшая «бремя белого человека», т. е. паразитировавшая на автохтонном населении «элита».
И только, получается, Петром I Прибалтика была покорена.
Сразу скажу: ничего хорошего из этого покорения для русских не вышло, потому хотя бы что прибалтийские немцы побежали дружной толпой в основанный в 1703 году Петербург, чтобы здесь делать карьеру и составить очень значительную часть населения, влиять на политику и прочие перегибы химерного контакта, короче. Вы просто откройте газеты XVIII века и почитайте их. Да там каждая вторая драка бытовая — это драка между русскими и немцами!
И в большой политике было то же самое! Бирон и Анна Леопольдовна — это только надводная часть айсберга. Дважды в XVIII веке русская национальная партия возмущалась, если вдруг этих немцев вокруг трона оказывалось ну очень много, и тогда случался гвардейский переворот. При Екатерине (тоже немке, но очень быстро обрусевшей, зафанатевшей Россией) всем заправляли русские и украинцы: Орловы, Потемкин, Завадовский, Безбородко, Зубовы. Все любовники Екатерины были русские или украинцы. Поэтому тут не надо ошибаться. Правление Екатерины было очень национальным, русским. Короче, это как фильм «Аватар», когда вчерашний противник становится вождем племени синекожих индейцев и ведет их в атаку против своих же. Екатерина была такой вот типичный аватар из фильма.
При Павле I, не любившем свою мать, а любившем покойного отца, немецкое влияние во многом вернется, это выразится, в частности, в любви Павла к прусской муштре.
Тут нужно заметить, что ничего плохого в прусской муштре нет. Немецкая военная наука XVIII века и по сей день лежит в основе военной тактики и стратегии. План «Барбаросса» — это типичный прусский план, при котором кавалерийские крылья («флигеля») охватывают противника с двух сторон и берут его в кольцо, за тем только исключением, что вместо кавалерии используются танковые соединения. Но у русских генералов конца XVIII столетия было свое представление о том, какой должна быть тактика и стратегия, и этот взгляд резко расходился с немецким. Это связано с особенностями русского характера, со всем опытом русской истории.
Немец — человек правильный. Немец считает, что залог успеха всегда в системе, в «линии». Нужно только правильно построить полки, вырыть ретраншементы по науке, и все будет хорошо. В условиях линейных баталий XVIII века это была и в самом деле успешная тактика, потому что многое зависело от того, насколько слаженным будет огонь по противнику. А русские — люди неправильные. Русские придумали свою систему.
Автором этой идеи был Суворов.
Если вкратце, то это была идея «скифской», партизанской войны, доведенная Суворовым до совершенства. Ее основные положения сводились к сверхмобильности отряда и неожиданности нападения. Суворовский солдат мог пробегать за ночь 20—30 верст, потом выскакивал на рассвете, как черт из табакерки, колол штыком противника, убивал второго противника с выстрела и бросался со штыком уже на третьего. Такая атака, конечно же, обескураживала.
Представьте себе, что вы играете в футбол с кем-нибудь, а вам за первые несколько минут наколачивают три гола, а потом убегают с поля в раздевалку, унося с собой свои ворота, со словами: «спасибо за игру, нам очень понравилось, ждем следующих встреч»; тут поневоле упадешь духом, потому что это вне всяких правил игра. А Суворов и не признавал никаких правил!
Интересно, что Суворов перевозил схваченного Пугачева и всю дорогу разговаривал с ним о такой вот разбойной тактике, которой тоже придерживался самозваный император. Шел рядом с клеткой, в которой солдаты везли Пугачева, и разговаривал, консультировался, так сказать. То есть по уму такой стиль ведения войны нужно было бы назвать «тактикой Суворова—Пугачева».
Многим европейцам это тогда казалось чудовищным надувательством, сломом всех стереотипов, но русские люди только так и могли думать и действовать. Немцы этого просто не понимали. Вот вам конкретный, всем хорошо известный пример.
В русской армии в 1812 году были два командира: Багратион и Барклай-де-Толли. Они терпеть друг друга не могли, потому что один был немец, а второй сильно обрусевший грузин, ученик и любимец Суворова. Барклай выслушал разведчиков (сообщивших ему, что в армии Наполеона полмиллиона человек) и составил, по всей немецкой науке, план отступления, потому что сражаться с превосходившим числом противником «по науке» глупо. А Багратион говорит горячо: «Давайте нападем!». Слово за слово, и вот, они уже почти дерутся, этот германо-шотландец и кавказец. Все потому что Багратион верил в суворовскую тактику.
Я не буду утверждать, что Багратион был прав, а Барклай ошибался, но замечу, что в конечном счете Наполеона разбили именно «скифским», партизанским способом. Потому что это в русской природе, вот такая пугачевщина: пришел, убил, убежал. А через день еще раз прибегут, на этот раз с другого краю, и на следующий день.
Мы знаем, что в итоге осталось от бонапартовской Великой армии после такой тактики. Рожки да ножки от нее остались. Потому что русские были верны себе, а не немецкой науке.
Приведены примеры из военной истории, но и в других сферах было то же самое. Например, историк Миллер выдвинул в середине XVIII века теорию норманизма, теорию весьма правильную, потому что древние русы точно не были славянами, а были германоязычны, тому куча свидетельств, например, названия днепровских порогов у Константина Багрянородного. Но прибежал Ломоносов, который начал кричать: да как же это так, да как ты смеешь, да я тебе сейчас по морде дам и проч. Бедный Миллер! Он всего-то сопоставил два и два, сделал логичный вывод, а его во враги России записали…
И по сей день Миллера у нас считают историком тенденциозным и плохим, хотя все ровно наоборот: это Ломоносов и историком-то никаким не был, а был химиком, а вот Миллер был, напротив, профессиональный историк и архивист. Но Ломоносов был русский и погорячился. Потому что не вынесла душа поэта (он же был еще и поэт) обиды за Отечество, что твоих предков в немцы записали.
Везде, где были немцы или поляки в XIX веке, возникали трения, недоразумения, неприятности, перераставшие в откровенную вражду. Иван Федорович Крузенштерн, хоть и был патриотом и хорошим капитаном, во время кругосветного путешествия ссадил графа Федора Толстого на берег в Петропавловске, потому что тот на корабле вел себя по-русски, по-хамски, и правильному Крузенштерну это не понравилось.
Пушкин ненавидел Булгарина, потому что тот был не русский, а мутный какой-то литовец онемеченный, и Булгарин строчил доносы в Третье отделение, там у него были покровители с немецкими фамилиями. Все это известные факты, но их сейчас либеральные историки и литературоведы сводят к личным конфликтам.
А это никакие не личные конфликты, это логика химеры. Нельзя сажать в одну берлогу русского медведя и немецкого генерала, или врача, или беллетриста, потому что все равно дело закончится дракой, и медведь немца задерет. Никакими «гуманными» рассуждениями, демократией и политкорректностью вы медведя не убедите.
Можно только полностью ассимилироваться, самому стать таким же, как медведь (Екатерина!), тогда он вас не убьет. Либо убежать. Но жаловаться на медведя не надо. Жаловаться надо на человека, который немца в берлогу подселил, вот на кого (т. е. на Петра I, отобравшего у шведов чуждую русским, на хер бы то им не ненужную Прибалтику).
