Как жена мужа домой не пускала. Комедия про вирус — вредилус

Культура

Курдюков пришёл с работы домой и нажал на кнопку дверного звонка.

— Ты, Витя? — раздался голос жены из квартиры.

— Ну а кто ещё? — нетерпеливо сказал Курдюков, руки которого были отягощены продуктовыми пакетами из “Пятёрочки”.

И вдруг негромко кашлянул.

— Витя, — обеспокоенно спросила жена с той стороны двери. — Мне показалось, или ты кашляешь?

— Это… в горле запершило, — попробовал неловко оправдаться Курдюков.

— Вот только не ври мне, — строго сказала дверь. — Ты каждый день ездишь на работу в метро в окружении сотен людей. У тебя вирус! Тот самый, коварный китайский!

— Не говори чепухи, — растерялся Курдюков. — Я прекрасно себя чувствую. Ни температуры, ни слабости.

— У этого вируса длительный инкубационный период. Я сегодня слышала по радио. Витя, прости, пожалуйста, но я не могу пустить тебя домой. Была бы я одна — куда ни шло. Но у нас дочь и бабушка! Я не хочу потом хоронить всю семью! Я прошу тебя, перекантуйся где-нибудь две недели. Если не заболеешь, будем жить снова все вместе.

Курдюков стоял у двери, будто оглушенный обухом. То, что он слышал, не помещалось в его голове.

— Ты сбрендила, Люба? — выдавил он из себя. — Где я буду кантоваться две недели?

— В гостинице! — нашлась супруга. — Сейчас я тебе отдам самое необходимое!

Лязгнула цепочка, и в узкой щели появилась рука с маникюром “кошачий глаз”. Рука держала паспорт, зубную щётку и полотенце.

— Послушай, это даже не смешно! — разъярился Курдюков. — Дикость какая-то! Гостиница стоит пятьдесят тысяч рублей! А у меня только четыре и зарплата через неделю!

— Прости, Витя! Возьми паспорт. Больше я для тебя ничего сделать не могу. Встретимся 21 числа!

Дверь хлопнула, и ошалелый Курдюков остался стоять на лестничной клетке с пакетами, паспортом и зубной щеткой. Только минут через двадцать он, наконец, придумал план действий.

Поднявшись на этаж выше, Курдюков постучался к Виолетте, разбитной соседке лет тридцати, которая относилась к нему с явной симпатией. Симпатию до сего момента Курдюков, как примерный семьянин, игнорировал. Но Виолетта все эти годы надежду не теряла.

— Виолетта, тут такое дело, — начал Курдюков, играя желваками. Он не хотел казаться смешным, но поневоле приходилось. — Моя жена…

И он, запинаясь, изложил суть дела.

— Идти мне совершенно некуда. Можно я посплю это время у тебя на диванчике? В маленькой комнате. У тебя же их две. Или даже на раскладушке. Просто посплю, без всяких… подводных камней. Да ты не переживай. Она у меня отходчивая. Уже завтра пожалеет, и я вернусь обратно.

Виолетта смотрела на него огромными глазами.

— Послушай, Виктор, — осторожно заметила она, — твоя Люба, конечно же…

Она перебрала в уме все цензурные слова (обижать Курдюкова ей совершенно не хотелось), не нашла ни одного подходящего и продолжила.

— … не права. Но уж раз так получилось, конечно, располагайся. Ты меня не стеснишь.

— А вот мой пай, — скромно сказал Курдюков, протягивая пакеты. — Здесь на три с лишним тысячи. Колбаса, макароны и все такое.

Поужинав вместе с Виолеттой, он скромно ушёл в соседнюю комнату и принялся читать “Сагу о Форсайтах», найденную на книжной полке. В принципе, дело оборачивалось не так уж отвратительно.

Вдруг в курдюковском кармане запиликал мобильник. Звонила Люба. Курдюков посмотрел на трубку, как на живую гадюку, но телефон взял.

— Ты где, Курдюков? — жена разговаривала металлическим голосом. То, что она назвала его по фамилии, тоже ничего хорошего не предвещало.

— Кантуюсь, как приказано, — мрачно ответил Курдюков.

— И где же? — ядовито спросила жена.

— Неважно. Сховался в бульбу, — неловко сострил Курдюков. — Мне возвращаться?

— Я же сказала: увидимся двадцать первого!

Курдюков в сердцах бросил трубку.

Спустя десять минут раздался повторный звонок. Это была, разумеется, жена.

— Курдюков, признайся честно! Ты у бабы?

Не в силах удержаться перед такой пассионарностью, Курдюков нехотя выдавил:

— Да. Я у бабы. А куда мне идти?

— Мерзавец! Чудовище! У тебя была баба, о которой я не знала?

— У нас чисто платонические отношения, — отчеканил Курдюков. — А за крышу над головой я рассчитался продуктами. Я не альфонс. Я человек гордый.

— Посмотрите на него! Аристократ хренов! Ну-ка, немедленно собирай вещи и уходи от неё!

— Мне некуда идти, — обиделся Курдюков. — И не мешай мне, я читаю книгу.

Он подумал и отключил телефон на пару часов. Когда он включил его повторно, там было уже пятнадцать непрочитанных сообщений.

«Курдюков! Что это за баба? Я ее знаю?»

«Сдай завтра тест на вирус. В платной поликлинике».

«Ты ведешь себя как осел».

«У нас оливье на ужин. А тебя чем твоя шлюха накормила?»

«Ты еще и телефон отключил?»

«Вот я дура. Я больше не буду тебе писать. Прощай».

Курдюков пожал плечами и лег спать с тупой мигренью неясного происхождения. В дверном проеме несколько раз туманно мелькнула Виолетта в черном пеньюаре, как бы намекая на что-то, но Курдюков предпочел ничего не заметить.

Утром пришло еще несколько эсэмэсок.

«Скажи правду. Ты же не спал с ней?»

«Ты еще кашляешь? Ты позвонил в поликлинику?»

«Я серьезно. Сдай тест, и мы поговорим насчет твоего возвращения».

Курдюков психанул и написал:

«Я никуда не пойду. В городе нет таких тестов, об этом недавно писали. Да и там уже сотня таких больных понабежала. Если я где-то и заражусь, то именно там».

«Ну тогда придешь через 13 дней!»

Курдюков разозлился и за завтраком был особенно любезен с Виолеттой, которая почему-то жарила яичницу и варила кофе в полном вечернем макияже и кружевных чулках.

Весь день не было ни сообщений, ни звонков. Зато звонок раздался в три часа ночи, когда Курдюков одиноко досматривал десятый сон.

— Спишь? — без энтузиазма спросил голос Любы.

Курдюков не нашелся, что бы такого ехидного ответить, и грустно сказал:

— А сама как думаешь? Сплю.

— Один? — подозрительно уточнила Люба.

— С пультом от телевизора, — признался Курдюков.

— Я тебе не верю, — вздохнула Люба. — Она хотя бы красивая?

— Красивая, — подумав, согласился Курдюков.

— Можешь один раз переспать, — неожиданно заявила Люба. — Ты же животное. У тебя инстинкты. Тебе надо! Но не больше одного раза!

Спать с Виолеттой по приказу жены было как-то неловко. Курдюков ограничился тем, что в этот день, в благодарность за все, дружески потрепал соседку по щеке.

Прошла неделя. Жена заваливала Курдюкова эсэмэсками, а он никак не мог решиться на последний шаг в отношении Виолетты. Та, видя заторможенность гостя, начала нервничать и как-то даже, отбросив пиетет, накричала на Курдюкова за то, что не оценил в должной мере ее борщ. Обстановка накалялась. Курдюков чувствовал себя между Сциллой и Харибдой.

На восьмой день Люба позвонила и сказала:

— Я узнала, что первые симптомы проявляются уже через неделю. Думаю, хватит карантина. Ты же не кашляешь больше? Жара нет?

— Нет.

— Ну и возвращайся домой. Хорош дурака валять.

— Я дурака валял? — поразился Курдюков.

— Ну не я же! И все-таки, кто эта баба?

— Этого я никогда не скажу, — благородно насупился Курдюков. — Скоро буду.

Он нежно попрощался с Виолеттой и даже легко прикоснулся к ее ушку губами. В глазах у Виолетты заплескалась грусть.

— Если что, — предложила она отчаянно, — я вас всегда жду к себе на карантин.

— Разумеется, — с деланной бодростью согласился Курдюков.

Оцените статью