Первая ассоциация, которая возникла у меня, — появилась еще одна «Матильда». На сей раз — уже про 1960-е. Создан еще один фильм-реконструкция, в котором присутствуют имена, важные для истории страны.
Но если «Матильда» — это неудачная попытка воссоздания реальности, о которой мы знаем только по историческим документам, то «Довлатов» — это наша недавняя история, это события, которые для меня лично происходили будто вчера. Хотя, конечно, в довлатовских книгах описано не мое время, но отголоски его до меня долетали, и я их слышал вполне отчетливо.
Что главное в фильме, который назван по фамилии человека? Наверное, сам человек, сам главный герой. Сергей Довлатов — сложная личность, талантливый писатель, мятущийся человек, видный мужчина. В фильме об этом нет ни-че-го. Есть человек в пальто с похожим овалом лица и бородой. Но любой, кто знаком с Довлатовым по его книгам, сразу понимает: не то. Как в «Высоцком»: вроде портретное сходство — те же морщины, та же шея; но кому нужна эта похожесть, если внутренне это совсем другая личность?
В фильме есть и Бродский. Я ненавижу слово «персонаж», но здесь употребляю его специально. Потому что и Бродский, и Довлатов, и остальные — они не герои фильма, они персонажи. Это максимум. Это не живые люди, не настоящие герои. Что же эти персонажи, как можно их охарактеризовать? Как они живут? Они не пьют, не обращают внимания на женщин; в их жизни нет никаких творческих споров, никаких стремлений, никакой дружбы «против кого-то» — ничего. Чем они живут, откуда они берут впечатления, какими эмоциями они подпитываются, чтобы создавать свои произведения, — непонятно.
Хочется увидеть, как рождался и чем питался знаменитый довлатовский юмор, его ироничный взгляд на жизнь, но как-то неясно, откуда вообще эта ирония и этот юмор взялись. По пространству экрана, которое в большинстве случаев состоит из комнат и коридоров, блуждают фигуры. Это все Очень Серьезные Писатели, все мысли которых как будто заранее отлиты из бронзы, — настолько они серьезны.
И получается, что перед нами разворачивается почти мультипликационная картина — на экране действуют люди-памятники. Про них даже нельзя сказать, что они ожили, — нет, их анимировали, заставили двигаться и произносить глубокомысленные фразы.
А где настоящий, живой Довлатов? Где наблюдательный автор и талантливый рассказчик, человек тонкой душевной организации и большой чуткости? Где человек, который видел зону, который был знаком с «кухней» советских редакций? Где красивый мужчина, который нравился женщинам? Где, в конце концов, «тема алкоголя», игравшая, к сожалению, в жизни писателя свою особую роль? Где то «темное русское пьянство», которое, по словам Эрнста Неизвестного, было в случае Довлатова «формой самоубийства»? Нет его. Довлатов-памятник трезв как стеклышко. О чем же тогда писал Довлатов?! Где та жизнь, о которой он писал? Где та полнота существования, которую ощущаешь даже сегодня, читая его книги — то комическая, то трагическая, то переходящая границы всех жанров, определений и эпитетов?
Все кинематографисты знают: если ты берешь на роль человека из массовки, он не сыграет. И никакое внешнее сходство не поможет, ведь кино — это не ожившая фотография. Для того, чтобы сыграть героя (тем более такого сложного, как Довлатов), нужен темперамент, нужна энергия, нужен сопоставимый талант. Я уже не говорю о сопоставимом масштабе личности. Конечно, в истории кино были Феллини и Герман-старший, которые могли взять на главную роль человека с улицы. Но они умели построить работу так, что даже такой человек в результате выдавал нужные эмоции, нужное настроение и попадал в точку.
А если у вас главные герои — герои массовки, которые по привычке проговаривают свои реплики в ожидании окончания съемочного дня, интонируя при этом так, будто они озвучивают зарубежный фильм, — ничего не выйдет. В зарубежных фильмах иногда оставляют звуковую дорожку с оригинальными голосами актеров, — эти интонации помогают зрителю поймать нужную волну. Здесь оригинальной дорожки нет. Точнее, она есть — и она никак и ничем не помогает. Здесь люди просто говорят текст. А исполнитель главной роли, иностранный актер, — полное ощущение, что он запомнил на русском языке финальные слова в репликах партнеров и дает свои фразы рефлекторно: вот, прозвучали знакомые русские слова — моя очередь, вступаю! Диалога, живой интонации нет.
А ведь есть еще такая профессия — звукорежиссер. Это не тот, кто придумывает, где звучать музыке, а где — шуму дождя. Звукорежиссер — это прежде всего тот человек, кто способен записать монологи и диалоги и поместить их в общее звуковое пространство фильма так, чтобы было слышно и понятно, что говорят герои. Который учитывает такие факторы, как дикция актеров, баланс и так далее. Я, когда смотрел «Довлатова», смотрел специально купленную лицензионную копию. Так вот, мне пришлось выкрутить звук на максимум, чтобы хотя бы что-то разобрать, — все без толку. Было очень громко и ничего не слышно.
Единственным живым человеком во всей этой компании оказался Антон Шагин — в фильме он поэт-метростроевец. Да, очень люблю этого артиста, но среди передвигающихся по экрану «памятников» он действительно — единственный живой человек! Его образ — это типичный советский романтик, шестидесятник, который горит желанием жить, творить, строить светлое будущее. Но, радуясь очередной актерской удаче Антона, скажу так: лучше бы в фильме не было этого шагинского поэта-метростроевца. Потому что на его фоне остальные персонажи смотрятся просто как фарфоровые таблички на надгробных памятниках — белесые, черно-белые расплывчатые портреты, кое-где подрисованные дешевой эмалью.
Вот писатель несет на руках свою спящую семилетнюю дочку. На улице мороз. Сам Довлатов в пальто, шарфе, но девочка обнимает папу за шею почему-то голыми ручками, без варежек. Варежки болтаются на резинках. Наверное, это красиво. Но представить себе, что Довлатов-отец был способен отморозить руки своей маленькой дочке, я не могу.
Другой пример. Светлана Ходченкова хорошая актриса. Но курить она не умеет — это очевидно. Научить актера курить в кадре не так уж сложно. Может, этим некому или некогда заниматься? Кто-то хвалит костюмы в фильме. Друзья, костюмы — это не просто подбор вещей соответствующего периода. Просто нарядить актера в широкие брюки и драповое пальто мало. С помощью костюмов создается образ, рождается настроение, характер персонажа.
Вы скажете, что это совсем не главное в фильме, что я придираюсь. Поверьте: таких мелочей — целый фильм. И, как хорошее кино состоит из тысячи правильных мелочей, так и неудачное кино складывается из тысячи неудачных, неправдоподобных мелочей.
Жизнь человека — это густейшая смесь эмоций, переживаний, мечтаний, разочарований, радостей, горестей, счастья, гнева, высоких порывов и приступов малодушия, и еще из тысяч и тысяч слагаемых. А жизнь человека творческого — это то же самое, помноженное в разы. И, когда я вижу на экране название фильма — фамилию «Довлатов», я предвкушаю погружение не то чтобы в «водоворот страстей», но — в Жизнь, во всей ее полноте! Кино про великих, ярких людей — это кино про желание жить! Или, наоборот, про отсутствие этого желания — такое тоже возможно, это тоже эмоция, тоже настроение. А тут вместо водоворота — жидко сваренный бульон, даже цветовое решение похожее. И я смотрю фильм «Довлатов» — и не могу выжать из себя ничего. Я не грущу, не смеюсь, не плачу. Тяжело смотреть в пустоту.
Хочу верить, что я со своим мнением нахожусь в меньшинстве. Так говорить меня заставляют те странные кинокритики, которые с восторгом пишут о картине как о событии. Они же, кстати, так же восхваляли и «Матильду». Почему я называю их странными? Тут какая штука: когда они пишут про иностранные фильмы, я с ними соглашаюсь в 99 процентах случаев, но стоит им заговорить про отечественное кино — просто удивительно, насколько кардинально расходятся наши оценки. Я не знаю, чем объяснить этот феномен.
Сторонники теории заговора утверждают, что депутатам Госдумы дают какие-то загадочные таблетки, которые заставляют народных избранников единодушно принимать любые законы; может, в отечественном кино есть свои собственные кинематографические пилюли единодушия? Которыми начинают кормить в творческих вузах и продолжат потом, если ты пришелся ко двору и стал частью индустрии? Я в свое время попробовал это снадобье — оно мне показалось очень горьким и совершенно бесполезным. Поэтому и в этом случае я остаюсь при своем мнении.
Я привык относиться к себе вполне серьезно. И хочу становиться лучше. И понимаю, что без критики стать лучше нельзя. Поэтому я всегда и везде говорю: я готов выслушивать замечания и в свой адрес — если они по делу. Но точно так же серьезно я привык относиться и к коллегам по цеху. И те требования, которые я предъявляю к их работам (равно как и к своим), также серьезны. Можете назвать их завышенными. По мне так это стандарт качества, который был выработан задолго до нас, — не вижу причин от него отказываться.
«Довлатов», как и практически весь нынешний отечественный кинематограф — это такой коллективный портрет Дориана Грея: персонажи на экране все более похожи внешне на своих прототипов, в кадре все больше лоска, краски все ярче, качество картинки все выше, но за этим всем, где-то в темной пустоте прячется то подлинное лицо, созерцание которого доставляет совсем мало удовольствия.
Читайте также: Фильм «Француз»: кино для тех, кто стал часто упоминать имя Сталина
Юрий Грымов
